— Вы не находите, что в просьбе вашего друга было нечто противозаконное?

— Я не вдавался в подробности. Раз друг попросил...

— А кто этот ваш друг?

— Ян Мережковский. Бармен. Какие-то у него там трудности. Что-то не так оформили, он потерял на этом много денег, а деньги не его. Подробностей не знаю.

— И сколько было этих бланков?

— Не помню. Десять-пятнадцать, может быть. Не помню.

— Вы заплатили деньги за работу в типографии?

— Какие деньги! Один друг попросил, другой друг сделал. Какие могут быть счеты между друзьями!

— Вы знакомы с Анатолием Богдановым?

Хуцишвили подумал немного.

— Да, я знаю его.

— А Аркадия Миркина?

— Тоже знаю. А в чем дело? Я не совсем понимаю, зачем я понадобился.

— Вы считаете законной подделку водительских прав?

— Я ничего не подделывал.

— А зачем вы обращались в типографию в Тбилиси?

— Я ведь уже сказал. Мелкая услуга. Я вообще не поинтересовался, для чего это нужно.

— И никаких денег за это вы не получали?

— Абсолютно. Да за что?

Ян Мережковский не отрицал своего знакомства ни с кем из четверки, а когда зашел разговор об удостоверении, которое он продал Васильеву, тоже не отпирался. Казалось, он даже был рад излить свою беду Рите Яковлевне.

— Посудите сами. Что мне было делать? Я попал в ужасное положение. Мои приятели, Богданов и Миркин, попросили на один день достать им тридцать тысяч.

— Они что, дачу решили купить?

— Я не интересовался. Я отдал все, что у меня было, занял у одного знакомого десять тысяч, у другого — четырнадцать тысяч. Мне люди доверяли и дали эти деньги. А на другой день выяснилось, что Богданова и Миркина обманули и они не могут вернуть мне деньги. Я чуть с ума не сошел. Такой позор, как людям в глаза глядеть! Готов был на все, лишь бы отдать долги. Я честный человек.

— В чем же состоял обман?

— Это потом они объяснили. Один человек предложил им купить у него бланки водительских удостоверений, а другой человек интересовался этими бумагами. Но после того, как они купили эти бланки, отдав сорок две тысячи, тот, что хотел их взять, представляете, исчез. И мы, чтоб вернуть деньги, стали сами продавать бланки. Что же было делать-то? Выхода не было...

— И почем же покупали они эти бланки?

— По триста рублей.

— А вы продавали?

— Тоже по триста. Как же иначе?

— Много продали?

— Мало. Совсем нет спроса. Дева Мария! Если б знать, что бывают такие жулики! А может, вы их найдете?

— Постараемся, — усмехнулась Рита Яковлевна.

— И тогда можно будет получить с них деньги? — спросил Мережковский.

— Ну, не будем так далеко заглядывать.

Анатолий Богданов и Аркадий Миркин категорически отрицали, что имели какое-либо отношение к бланкам водительских удостоверений и талонов предупреждений. Богданов, в частности, отрицал факт продажи бланков Поплавскому, утверждая, что тот обознался. Миркин кричал, что вообще не понимает, что от него хотят. Он холостяк и дает иногда ключи приятелям. И Курику давал, а что уж Курик делал в его квартире — он понятия не имеет. Полагал, что тот встречался с любовницей, так как к себе домой Курик привести не может: живет с престарелыми родителями.

Надо заметить, что при обыске в квартирах у Миркина и Богданова ничего компрометирующего их обнаружено не было, все хранилось у Мережковского. У него нашли 47 бланков водительских удостоверений, 973 талона предупреждений, круглую металлическую печать, на которой было выгравировано «Регистрационно-экзаменационное отделение № 1 Министерства внутренних дел Латвийской ССР. Госавтоинспекция», штамп со словами «Латвийская ССР» и литеры букв и цифр.

После длительного обыска у Хуцишвили Скрастиньш, очень усталый, вернулся в прокуратуру, зашел в маленький кабинет Риты Яковлевны и положил перед ней пачку бумаг — опись имущества Вахтанга:

— Тут целый магазин. Больше трехсот предметов, не считая сигарет и косметики.

— Любопытно, — заметила Рита Яковлевна и начала читать: — «Сигареты — 430 пачек производства США и Англии; вельветовые брюки для детей — 35 штук; 10 мужских пальто из натуральной кожи; 32 скатерти производства Японии; 21 блузка; 23 платья производства Англии, Австрии, США, Китая... сумки, сапоги, часы, серебряные цепочки, браслеты...» — она покачала головой.— Просто купец. Интересно, они сообща это скупали и перепродавали?

— В деле с бланками Хуцишвили строит из себя этакого бескорыстного друга...

— Ну, уж вряд ли он бескорыстен, если даже сигаретами спекулирует. Не для себя же он столько их закупил.

— Он, кстати, не курит, — усмехнулся Скрастиньш. — Вы еще вот здесь посмотрите, это уже валютные операции — доллары, марки, золотые рубли царской чеканки, чеки «Внешпосылторга»...

— Размах! А деньги у него были?

— Больше тридцати тысяч.

На следующем допросе Скрастиньш спросил Курика: