У меня аж челюсть отвисает. Я не знаю, как реагировать на такую правду. Я-то думала, Ваня увидел во мне профессионального специалиста…

— А если бы я тебе не понравилась, ты бы меня не взял?

— Нет.

Снова моргаю. Мне нужно осознать это.

— Поэтому у тебя женский коллектив? — спрашиваю возмущенно. — Ты всех так принимаешь на работу?

Ваня смеется.

— Только тебя, — он притягивает меня за талию и быстро целует в губы. — Клянусь, у меня первый раз такое было. Но я сразу на тебя запал. И, конечно, я не мог допустить, чтобы такая привлекательная девушка бесследно исчезла. А вдобавок к обалденной внешности ты оказалась настоящим профессионалом. Так что, сама понимаешь, у меня не было шансов устоять перед тобой, — снова целует меня в губы. — Не обижайся. Разве плохо, что ты понравилась мне с первого взгляда?

Нет, конечно, не плохо. Даже хорошо. И очень приятно. Но, блин, я думала, Ваня взял меня, потому что ему понравились мои профессиональные качества!

Он снова целует меня в губы. Поцелуй долгий и тягучий, я чувствую, как Ваня говорит им: «Ну пожалуйста, прости меня».

А разве я могу обижаться на Ваню? Нет, не могу. Я слишком сильно влюблена в него, чтобы обижаться на такую ерунду. Поэтому с удовольствием отвечаю на поцелуй, с наслаждением смакуя прикосновение его губ к своим.

Мы доходим до Третьяковской галереи. Я затаскиваю Ваню внутрь, и он покупает билеты.

— Когда ты последний раз была в Третьяковке? — спрашивает, когда заходим в первый зал с картинами.

— Где-то год назад. А ты?

— В школе, в классе десятом, наверное. Нас водили на экскурсию.

— Давно.

Мы бродим по залам. Ваня совсем ничего не понимает в живописи, но слушает с умным видом, когда я рассказываю ему про ту или иную картину.

А я в Третьяковке была раз десять. Любовь к искусству мне привили родители. Я люблю ходить сюда как на специальные выставки, так и для того, чтобы посмотреть постоянную экспозицию.

— Откуда ты все это знаешь? — спрашивает, когда я заканчиваю вещать про очередную знаменитую картину.

— Мама рассказывала.

Мама, естественно, не Алла.

После Третьяковки мы обедаем в ресторане. Ваня садится со мной на диван и обнимает. Сдерживать на публике чувства становится сложнее.

Наши поцелуи, объятия и прикосновения становятся откровеннее. По тяжелому дыханию Вани мне в шею догадываюсь, что он уже на грани. И я тоже… Сегодня спать в разных комнатах точно не получится.

Спать!

У нас и до ночи дотерпеть не получается. Мы возвращаемся домой в три часа дня и с порога начинаем сбрасывать одежду. Когда, целуясь, доходим до Ваниной комнаты, я уже в нижнем белье, а он голый по пояс.

В спальне темно, окна зашторены. Замерев у кровати, мы завороженно смотрим друг на друга в полумраке. Глаза Вани возбужденно блестят, дыхание стало тяжелым и тягучим.

Я с наслаждением веду ладонями по его сильным рукам, глажу плечи, поднимаюсь к шее, затем опускаюсь на спину. Каждая мышца на его теле напряжена. Я подаюсь вперед и целую ключицу.

Хриплый стон срывается с его губ. Ваня на ощупь расстегивает мой лифчик. Я даю ему соскользнуть с рук и упасть на пол. Продолжаю целовать Ваню. Моя возбужденная грудь касается его груди.

Издав еще один нетерпеливый рычащий сон, Ваня сдается и валит меня на кровать. Мгновение мы смотрим друг другу в глаза. Мое сердце бьется в ушах, в крови разыгрался адреналин от предвкушения, а внизу живота завязался тугой узел.

Я готова признаться в любви прямо сейчас. И, клянусь, неконтролируемое признание сорвалось бы с губ, если бы Ваня не опередил меня глубоким поцелуем.

До завтрашнего утра мы друг от друга неотделимы.

В понедельник я не могу сконцентрироваться на работе. То и дело вспоминаю наш с Ваней вчерашний день. И ночь. И сегодняшнее утро.

При воспоминаниях о неконтролируемой страсти меня заливает краской. А когда думаю, что сегодня ночью все повторится, то в кровь происходят выбросы адреналина. Как же сложно было изображать на утренней планерке, что мы с Ваней просто начальник и подчиненная. Я чуть было не обратилась к нему по имени и на «ты». Как успела вовремя язык прикусить!

Выдохнуть с облегчением удается, только когда заканчивается рабочий день, и все уходят. Последней, как обычно, Люба. Она уже привыкла к тому, что я каждый день задерживаюсь, поэтому перестала что либо мне говорить.

Когда опен-спейс остается совсем пустым, Ваня вызывает меня к себе.

Я захожу в кабинет начальника и закрываю за собой дверь. Иван не открыл жалюзи на стеклянных стенах, что странно. Он сидит в своем большом кожаном кресле и загадочно смотрит на меня. Мне едва удается скрыть довольную улыбку.