Но я все равно звоню их тётке, умоляю приютить их всего на пять дней. Категорическое нет!

Она боится... Боится, что их навешают на нее. Боится даже общаться с ними.

Ещё раз звоню по номеру, который она дала мне - их дяди. Но на звонки он не отвечает.

Это словно какой-то снежный ком. Допусти маленькое нарушение правил и тебя раскатывает так, что ты вынужден их нарушать раз за разом!

Ну куда теперь нам деваться?

– Я вас умоляю, только не подведите меня!
– складываю руки у груди.

– Мам Наташ, ну чо ты?..

– Мы ж понимаем, что если чего - поедем в интернат.

– Мы к тебе будем приходить. В больнице одному страшно лежать.

– Ой... Нет-нет...
– отмахиваясь я.
– Там женская больница. Мальчикам туда не нужно. Мы лучше на видео-связи будем.

Все воскресенье готовлю им впрок. Борщ, куриный бульон, тефтели, курицу... Кролика для Севы. Все - в заморозку.

Даю им кучу инструкций.

Некоторые записываю на листочках.

Наташа, тебя упекут или в тюрьму или в дурку.

Я знаю... Знаю. Все понимаю. Я сама себя осуждаю. Но, вот так! Назад уже не отмотаешь.

В крайнем случае, буду звонить Лизе. Но хотелось бы без крайних.

Мальчишек заставляю вбить телефон Марины Васильевны и рабочий Иштарова. Потому что он единственный полицейский, которому они не побоятся позвонить, если что. И он... не откажет в помощи детям.

Скидываю очередной вызов с незнакомого номера. Реклама эта надоела уже...

Утром, забираю пакет с вещами. Целую молча мальчишек в макушки.

Уезжаю.

В страшное место - отделение патологии.

Давящая атмосфера, бледные молчаливые женщины, скупые на комментарии врачи, равнодушный персонал, пресная еда, неудобная кровать, капельница, стальной звон гинекологических инструментов, слышный даже из коридора - все это мгновенно выкачивает из меня жизнь и погружает в депрессию.

Рядом со мной лежит женщина с замершей беременностью. У нее уже видно живот. Завтра ее будут чистить. С другой стороны лежит девушка с двурогой маткой и ее тоже будут чистить.

В соседней палате какая то женщина рыдает и стонет после наркоза.

Я в ужасе...

Мне хочется выйти в окно и подышать.

Мишутка, держись! Мы скоро выйдем отсюда, - обещаю я сыну.
– Обязательно.

Приоткрываю окно на проветривание. Высовываю нос, чтобы вдохнуть.

– Закройте! Мне дует...
– ворчит женщина.

– Пьяных, Иванова - на узи.

На УЗИ дрожу от холода. Но терпеливо молчу.

– У меня все хорошо?
– настороженно уточняю я.

– Ну как вы думаете - если вы здесь оказались, у вас всё хорошо?
– с раздражением и не глядя мне в глаза.

– А что не так?

– Я не консультирую. Результаты УЗИ будут у вашего лечащего врача.

А лечащий врач - это только завтра!

На ужине размазываю по тарелке комок риса.

Боже мой, как же легко раздавить человека! Я раздавлена...

Отодвигаю чашку. Выпиваю компот.

Вечером, поговорив по видеосвязи с моими мальчиками, ложусь спать.

Смотрю слепо в стенку. Свет не дают выключать полностью. А я привыкла спать в темноте. Лампа гудит... Голова болит от этого гула и духоты.

Соседки тоже отдыхают.

И мне очень нужен кто-то "взрослый". Потому что меня здесь погрузили в состояние маленькой беспомощной девочки. В полную уязвимую неопределенность.

Мне так страшно... Я словно в концлагере.

Но маме я позвонить не могу. Да и не хочу. Будет только хуже!

И Иштарову не могу... Хоть он и говорил, что можно будет обратиться. Но - смысл?

Чем он поможет? Здесь просто место такое... Никто не держит. Но держит ужас от возможной потери ребенка.

Подношу к лицу вибрирующий телефон.

Опять этот номер...

– Да?..
– шепчу настороженно.

– Иштаров. Ты дома?

– Нет.

– Ну, я так понимаю, что на вопрос где ты, я прямого ответа не получу?

– Нет, - закрываю глаза.
– Не получишь.

– Я просто жду тебя часа три уже, наверное.

– Не жди...
– шепчу я.
– Меня сегодня не будет.

– Я... признаю, что это был перебор, в общем. Сейчас я трезвый, адекватный. И хочу нормально поговорить.