От него эстафетную палочку перехватил отец Ларион, вскользь пройдя-таки по сегодняшним находкам. Там были и сундуки с озера, и фото из тех трёх келий, что нашлись-таки в отрытом подземном ходе. Оказалось, взрывом обрушило один или два пролёта клетей, из которых состоял коридор, и за тем обвалом всё сохранилось в первозданном виде, вплоть до толстой стародавней кладки, которую монахи возвели, вероятно, опасаясь подкопа со стороны разинцев, что сновали тогда по округе. Пока он показывал, вроде как соседям справа и слева, фото на планшете, держа его так, чтобы и от нас с Тёмой ничего не утаилось, скептик с фаталистом хлопали глазами. Потом, отставив ножку в какой-то чуть ли не балетной позиции, процедили с презрением, хором: «И вот это ты сменял на какой-то старый крест?!». И тут же схватили по подзатыльнику от реалиста, который ощущался внутри довольным донельзя.

Правда, потом стало опять тревожно, потому что разговор зашёл о семи ларцах. Их владыка коснулся, можно сказать, мимоходом. Но то, с каким лицом он говорил, и его слушали два деда, вызывало чувства разнообразные, но всегда яркие. По хитрым кружевам былинных речей его отделить правду от вымысла было, конечно, невозможно. Но истории выбивали землю из-под ног, стулья из-под спины, самого её начала, и шатали знания школьной программы почём зря. Например, чего только стоил намёк на то, что чудесная икона с ликом царевича Димитрия Углицкого, утраченная невесть когда, была писана по заказу матери тогда ещё царицы Ксении Иоанновны дабы замолить страшный грех. И что рядом с ликом царевича нашлись доказательства того, что убийство его, как и вся кровавая суматоха Смутного времени, были спланированы и организованы Романовыми. И что началось их поэтапное приближение к престолу и восхождение на него задолго до этого, и задолго до летописного Андрея Кобылы*. Кроме которого через Речь Посполиту на Русь пришло и приехало ещё четверо одинаково заряженных «торпед» с закатной стороны, с одной и той же целью.

Когда я вернул Второву, а тот передал отцу Лариону крест, наконечник стрелы и уголок от оклада, выяснилось, что последний был найден где-то в катакомбах одного из старых столичных храмов, и что именно он и положил начало всем этим поискам. В архивах значилось, что эта деталь была на смертном одре передана своему духовнику одним из приближённых Романовых с легендой о том, что, когда будет обнаружена сама икона безвинно убиенного царевича, состоится суд Божий над иноязычной династией и восторжествует Господня справедливость.

Наконечник стрелы же был передан другому священнику, в другую эпоху, но при точно таких же обстоятельствах, с изустным семейным преданием о том, как один из древних предков рода, прославившегося великими князьями, самодержцами и императорами, купил жизнь князя Юрия Даниловича у монгольского нукера. И как тот застрелил князя в Орде. А в убийстве признали виновным Дмитрия Михайловича Грозные Очи, хотя тот увидел киллера, выхватил меч, но не успел оттолкнуть жертву. Усилению Рюриковичей эти «заказ» и последующий «чёрный пиар» не поспособствовали никак.

А ещё там, по едва уловимым намёкам, отовсюду торчали уши, пальцы и кошельки самого маленького сейчас на планете государства. И смена правящей династии была спланирована и так вдолгую разыграна вовсе не родоначальниками новой, а другими заинтересованными гражданами. И шло всё у них вполне успешно, делая из истории нашей страны сборник анекдотов для узкого, очень узкого круга знающих. И это неимоверно злило. На месте товарища Директора я бы совершенно точно не смог усидеть с индифферентным лицом, попивая монастырский чаёк. Поэтому, хвала Богам, на его месте был именно он. Тот, кто ничего и никогда не забывал и наверняка был готов нанести удар именно тогда, когда это будет наиболее эффективно.

Из трапезной вышел сперва отец Ларион, по какой-то не то церковной, не то оперативной надобности. За ним пришёл отец Сергий, новоявленный настоятель обители. Следом вышел и товарищ Директор, сообщив походя, что нужно сделать «пару звонков». Дверь за ним закрылась, затих звук шагов в длинном гулком коридоре за ней. И тут Второв вскочил с места, хватая меня за руку:

— Мало времени, Дим, засиделись, вылетать уже скоро, давай, не спи! — он тянул за собой, тараторя, как цыганка на вокзале, что с образом его не вязалось никак.

Мы выскочили в пустой и тёмный коридор, и побежали, стараясь не топать, у Тёмы даже получалось вполне. Слетели по еле заметной впотьмах лесенке, нырнули под низкие своды. И замерли через несколько метров, остановившись в тесном зале, где на тех же самых утренних носилках покоилось тело отца Василия.

— Не спи, Волк! Слово давал! — будто разбудил меня серый кардинал.

Я опустился на колени возле покойного келаря и положил правую руку ему на грудь.

— Благодарю тебя, отче, за науку. За пример жизни и смерти по чести и по совести. Окончен путь твой, вернулся ты на святую землю монастырской обители, к братии. Верю, что ждёт тебя после скитаний долгих, неприкаянных, покой. Мир по дороге!

Вокруг не поднялся ветер, не задрожали стены. То, что душа келаря обрела долгожданный покой, я понял по едва слышному: «Благодарствую, княже! И тебе — мир!». Которое, впрочем, вполне могло мне померещиться. Как и запах липового мёда, что будто окутал всё подземелье.

* Андрей Кобыла — по ряду источников, боярин, бывший конюшим (заведующим гаражом) при Симеоне Гордом, родоначальник династии Романовых, выходец из Прусских земель.