— Ни малейшего, — совершенно легко, как о чём-то абсолютно незначительном, ответил я, густо намазывая жёлтое сливочное масло на приличный ломоть пшеничного хлеба. Полностью разделяя фаталистово «ну, хоть пожрём». И очень надеясь, что этот, с ОПВ, тоже не испортит нам обедни.

— Ты, я повторюсь, очень интересный попутчик, и человек… необычный, — продолжал тот. Я только кивнул с набитым ртом, мол, «кушайте на здоровье». Рядом на отрезанный ломоть от ковриги в две моих ладони размером Головин поверх толсто намазанного масла укладывал внахлёст, как опытный кровельщик, толстые куски сыра, выглядевшие крайне аппетитно. «Костромской!» — со знанием дела пояснил фаталист, сглотнув, наблюдая, как этот приличный кораблик плавно вплывает в пасть приключенца.

— Мы сегодня очень продуктивно погуляли, господа, — обратился ко всем владыка, очевидно, отложив вариант разговорить меня на потом. Бросив — вряд ли, не тот он человек. — Обнаружены нетленные мощи келаря Василия, умученного зверски в лето одна тысяча шестьсот семидесятое.

«В зиму, лапоть!» — некультурно буркнул реалист, заставив меня закашляться.

— На озере найдены три десятка сундуков с золотом, украшениями, документами и долговыми расписками, иконами и фамильными реликвиями, что лежали там с семнадцатого года, — продолжал отец Ларион, игнорируя мой кашель. — На острове достали семь сундуков великой старицы Марфы, что таились там под спудом с лета одна тысяча шестьсот двенадцатого.

Голос его притягивал внимание, завораживал, гипнотизировал. Их, наверное, такому специально учат в семинариях, или где там? Чтобы паства и окормляемые не отвлекались на всякую мирскую суету, слушая пастырей. Таких и вправду можно было слушать, забывая и есть, и дышать. «Я те забуду! Рубай давай, уши он развесил!» — вознегодовал фаталист.

— Я при свидетелях подтверждаю, что слово, данное Дмитрием Волковым, исполнено. Искомый церковью клад Романовых найден. Что делать с двумя другими находками, господа? Как поступить? Заслуга Димы неоценима, — развёл руками опытный, слишком опытный оратор.

— Ну, с сундуками с озера не соглашусь, — вступил в беседу товарищ Директор. Разумеется, должен же быть и злой полицейский, не могут же они все трое быть добрыми. — Там вполне оценимо всё. Дорого — да, но оценимо. С нетленным старцем ничего не могу рекомендовать — вообще не моя епархия, — скептик икнул так, что внутри у него будто бы что-то звякнуло. Это что сейчас было? Фельдмаршал пошутил, как обычный живой человек?

— И всё-таки я настаиваю, господа. В свете так ярко подтвердившихся Диминых способностей, и в залог нашего успешного будущего вероятного сотрудничества, — слово «вероятного» отец Ларион тщательно выделил голосом, не сводя с меня глаз. — я, от лица Русской православной церкви, сейчас обещаю исполнить всё, что будет в моих силах.

Звякнуло ещё раз. То ли Головин вилку откусил, то ли кто-то из внутренних в обморок упал — я не отслеживал.

— Ну, ты маханул, Гриша, — внезапным добрым тоном отреагировал товарищ Директор. — Вон как озадачил мальчишек — аж есть перестали.

Тёма, явно из природной вредности, тут же намазал толстый слой варенья. Кажется, из райских яблочек. И, кажется, прямо поверх сыра.

— Я не хотел бы вынуждать Русскую православную церковь и Вас лично, отец Ларион, долго находиться в долгах — я знаю, как это неприятно, поэтому сам очень не люблю, и другим не желаю, — начал я, отмахиваясь от очнувшихся советчиков, требовавших то остров на Ладоге и яхту с нему, то шапку Мономаха, которая мне точно была ну уж вовсе без надобности. Священник благостно кивал в такт моим словам, побуждая говорить дальше.

— На испытании, что состоялось под святой монастырской землёй, мне посчастливилось увидеть реликвию — подлинный крест Евфросинии Полоцкой. Я прошу, если на то будет воля и возможность, вернуть его в Спасо-Евфросиниевский монастырь, где ему и предначертано находиться, — сказал я и отпил чаю, борясь с собой, чтобы не оттопырить по-богатому мизинчик. Ладони были влажноватые, холодноватые и мягковатые, поэтому чашку взял двумя сразу.

На лицах не полностью святой троицы одновременно расцвело полнейшее удовлетворение. И я понял, что меня в очередной раз просчитали. А ещё взвесили, измерили — и признали годным.

«Эх, надо было просить а-а-автомоби-и-иль!» — голосом Якубовича горько резюмировал фаталист. Под аплодисменты реалиста и скептика.

После подтверждения, также торжественного, данного мне обещания организовать в ближайшее время поисковую операцию на территории одной из сопредельных стран, где, при моём деятельном участии, будет «обретён» Крест внучки Всеслава, перешли ко второй части соглашения. Хотя скептик и выл внутри, что эти старые крохоборы вгоняют нас в долги: вместо одного клада нашёл им три, и чудо в придачу, а теперь выходит, что надо мчаться куда-то ещё и крест там искать, который вон тот, пристальный, в подвале у себя держит. Я его старательно игнорировал, понимая, что он прав полностью, и с одной точки зрения меня просто «развели». С другой — тоже. Но если подняться над точками чуть повыше — других вариантов ни у них, ни у меня не было.

Когда приступили к тонкостям обмена «тёплого и выгодного Люксембурга на бурелом и гнилые болота между Ржевом и Шаховской», как охарактеризовал сделку внутренний скептик, я озадачил собеседников вопросом:

— Не будет ли возражений, если я приглашу к беседе моего друга и финансового поверенного Сергея Ланевского? Он сейчас на месте, на том участке, о котором пойдёт речь, и сможет быстрее организовать взаимодействие и совместную работу. — О том, что ещё он проследит, чтобы я снова не встрял по привычке куда-нибудь, деликатно умолчал.