Вокруг меня — тишина и полумрак.

И в этой тишине отчетливо слышно, как сильно и ровно стучит сердце Лешки, на чью грудь я опираюсь спиной.

И видно, каким сытым удовлетворением полны глаза Лиса, устроившегося прямо на моих ногах. Он лежит, опираясь на локти, его пальцы мягко поглаживают кожу бедер. Тяжелые ладони Камня обосновались на моем животе, от них идет равномерное успокаивающее тепло.

И до того уютно мне сейчас, до того спокойно, что не хочется шевелиться. Невозможной болью отдается в голове даже тень мысли, что это все — малюсенькое затишье, привал, перед трудным восхождением на Эверест.

И хочется потянуть это сладкое безвременье, просто насладиться им подольше. Слабость, конечно, ужасная.

И ночь наша горячая, безумная, конечна.

А утром… Утром мне будет тяжелее.

Потому что в глаза им смотреть надо будет.

Но боже…

Как же хочется урвать у жизни еще немного, хоть маленький кусочек счастья! Неужели я много прошу?

Чуть продлить эту ночь.

Эту сказку на троих…

Наверно, все в моих силах.

Если я сейчас опять потянусь к Камню за поцелуем, проведу ладонью по щеке Лиса, привлекая его поближе, то… То мы снова сорвемся в тот водоворот, из которого лишь недавно с трудом выплыли. И это снова будет сладко, остро, больно, безумно и горячо.

Но я все время буду знать, что это — лишь отсрочка. Последняя миля длиной в ночь.

И финал — вот он, уже близко.

А потому… Зачем растягивать?

— Я не знала, что вы были в тюрьме, — мой шепот нарушает тишину между нами, густую послесексовую патоку, в которой так сладко вязнуть.

Лис вскидывает колючий подбородок от моих бедер, его взгляд бликует остротой и яростью.

— Я не сидел, малышка, — усмехается он белозубо, и я обескураженно замираю.

Я неправильно поняла Марину? Но…

— Лисик у нас — кадровый военный теперь, маленькая, — гудит мне в макушку Лешка. Его пальцы мягко поглаживают кожу живота, чуть царапуче, но приятно.

— Это как? — задаю я глупый вопрос.

— Это значит, что у меня военная академия в анамнезе, малышка, — продолжает улыбаться Лис, — а потом пару лет в приятных южных странах… — Он вздыхает, легко целует мне коленку и улыбается, — я часто жалел, что не сидел, да… Там мне определенно было бы легче…

— Угу, знаток, — усмехается Лешка, — прямо местами бы со мной поменялся…

— Думал об этом, брат, — говорит Лис серьезно, — но мой папаша тебя определенно больше любит, чем меня, потому что ты отдыхал. А я въебывал.

— Сучара ты, я всегда это знал… — миролюбиво отвечает Камень и тискает меня, мягко-мягко. И не поверишь ни за что, что эти жесткие лапы могут быть такими аккуратными…

— Как это случилось? — спрашиваю я.

— Да как… — пожимает плечами Лис, — дураки мы с Камешком были, вот как… Хотели бабло на первоначальный капитал… Тема была интересная с параллельным импортом, но надо было прямо вот вчера бабки. Мы и взялись за левый заказ. Просто тачку перегнать. Дорогую, очень дорогую, штучную… И попали. Сдали нас. Подставили.

— Но кто? — потрясенно уточняю я, вспоминая события того времени.

Да, парни говорили, что хотят бизнес, чтоб не зависеть ни от кого, что у них есть проект… И делиться со мной не захотели подробностями!

А я дулась на них еще…

Получается, это был этот проект?

— Конкуренты папаши, — невесело скалится Лис, зло сверкнув взглядом, — хотели его подставить. А не получилось. Он разобрался мгновенно. Камня — в зону, меня — в военку. И да, это я стебусь, что мне тяжелее было… Камешек, ты же понимаешь?

— Да понимаю я… — спокойно выдыхает теплый воздух в мою макушку Камень, — понимаю… Ты не подписывал. Мне твой батя сказал, что он все сам сфабриковал, чтоб я паровозом шел. Я не в обиде, Лисенок. Кто-то должен был.

— Я зато в обиде, блядь… — шипит Лис, — и, если бы отец не разобрался с этими утырками, которые так вперли нас, я бы сам это сделал!

— Не до конца, похоже… И не со всеми… — говорит задумчиво Камень, и Лис кивает, соглашаясь.

— Разберемся.

— Знаешь, маленькая, — Камень меня прижимает сильнее, чуть тянет на себя, садясь ровнее. Мои бедра выскальзывают из загребущих лап Лиса, и ему это не по нраву. Он сдвигает недовольно брови, подтягивается еще ближе, — я долго думал… Я даже рад, что ты тогда вот так замуж выскочила… Если бы ты осталась в городе, без защиты, то тебя могли и зацепить, а так…

— Я не выходила замуж, — обрываю я его, — по крайней мере, тогда.

После моих слов наступает тишина, мертвая. Куда там той, что за окном!

Я смотрю, как щурится Лис, меняясь в лице. Ощущаю, как замирает за моей спиной Камень, становясь еще тяжелее и каменней.

Пауза длится, бьет по нервам. И, в итоге, разрезается очень спокойным, прячущим за этим спокойствием бурю, голосом Лиса:

— А вот с этого момента поподробней, малышка.

— Прямо очень подробно, да, — падает на меня тяжесть каменных слов.