— Это было даже слишком легко, — произнес тогда их лидер, со шрамом через всю трехглазую морду, — сделали именно то, чего от вас и ждали. Отличное мясо, свежее и профессиональное.

С батарианской бандой в тот день были уродливые ящеры из ковенанта, с мордами-клювами и щитами. Часть отряда забрали они, часть досталась батарам, как и сама Селиния. Затем была имплантация шокового комплекса, чтобы помешать использовать биотику. Путешествие в трюме корабля, наказания за любую попытку спорить или просто развлечения ради. Лагерь «обучения», где она провела около года.

А затем её привезли на планету Кхар’Шан, батарианскую столицу. Город света, дворцов и роскошных садов. Никто не стал отправлять турианку-бойца в качестве слуги, её привезли на арену. Хозяин арены, высокомерный четырехглазый урод осмотрел новых бойцов и произнес:

— Новое мясо. Ненавидите меня, да? Ненавидите. Тогда вам повезло. Здесь, на арене, вы будете убивать. В том числе батарианцев. А будете работать хорошо, послушно, проживете подольше, ха. Как верные рабы Гегемонии, бойцовые животные, где вам самое место.

На следующие годы арена стала её домом. Гладиаторские бои, сражения с животными. И по сути казни, когда неугодных батарианцев выставляли против таких как она. Им как бы «давали шанс», но по факту шансов у её врагов не было. У батарианца оружие, у нее биотика. Местные богатеи очень любят, когда против врага с оружием выходит гладиатор «с голыми руками». Следует ли удивляться, что наиболее популярным на столичной арене является шестисотлетний кроган? Наверное, нет.

Вурок, громила, которого выставляют против целых отрядов вообще без одежды и с мечом, любит убивать. И не только убивать.

— Ты слишком всё усложняешь, турианка, — как-то сказал этот кулинарный философ, — всякая жизнь происходит из смерти. Чтобы поесть, нужно сначала убить, а потом зажарить. Это ваши заморочки, «цивилизованные», требуют устраивать непонятно что.

Турианка в ответ рассмеялась.

— А потом богатые батарианцы показывают детям, почему именно они самые лучшие, самые цивилизованные. На твоем примере.

Кроган на это только отмахнулся, жуя паек.

— Вся их цивилизованность заканчивается на том, что они не сами убивают и пожирают, а дают это делать кому-то еще. Например, мне. Да и ты сама, хах. Я же вижу, тебе это нравится. Нравится быть хищником, нравится убивать, нравится чувствовать, как они боятся. Попробуй их кровь как-нибудь, их страх, оценишь. И перестань думать всякие глупости, получай удовольствие от жизни.

И да, Вурок не шутит. Он действительно убивает и жрет своих жертв прямо на арене. Публике нравится. Как и кроганскую любовь переходить в рукопашную, разрывая оппонента голыми руками и биотикой. Больше крови и мяса, больше звериной жестокости. У Селинии не было возможности выяснить, но она совершенно уверена, что Вурок крайне популярен.

Да и самой турианке ни раз и ни два приходилось действовать кроваво. Срывать эмоции там, где это разрешено делать, где не будет наказания, только похвала. Представлять на месте жертв сидящих на трибунах, и убивать, убивать, убивать их. Рвать на части каждого батарианца, до которого она смогла дотянуться. И не сказать, что это было неприятно.

Доводилось драться и с себе подобными, когда с арены выходит только один. В этом случае они устраивали ритуальную дуэль, из которых привычная к дуэлям на арене турианка стабильно выходила победителем. Публика, опять же, в восторге. И чем более ритуально, тем лучше. Наносить себе рисунки кровью поверженного врага также было очень хорошей идеей. Ей даже грим принесли, так успешно вышло.

За долгое время турианка уже и забыла, сколько она провела на этой арене. Дни стали месяцами и годами, неизвестно сколько уже и сколько еще будет. Лица зрителей и врагов сливаются в единый поток, её небо — свет, пробивающийся через крышу арены. Её радость — рев толпы и льющаяся кровь. И только Вурок оставался таким же ехидным философом. И в один из дней Селиния решилась сделать шаг во тьму. Её и Вурока выставили против десятка батарианцев. Хозяин тогда сказал:

— Выскочки, слишком много о себе думающие. Часть из них получит своей шанс, но эти должны стать напоминанием для всех. Все, кто увидят этот бой, должны содрогнуться.

Батарианцам не дали броню, но дали стрелковое и холодное оружие. Арену превратили в джунгли, натаскав деревьев, добавив даже небольшую искусственную реку. Неудивительно, если каста Гедун потратила недели, превращая арену в лабиринт. Над ней висела камера, чтобы зрители могли следить за происходящим крупным планом.

Батарианцы неспешно шли единой группой, одетые в камуфляж и разрисованные, с автоматами и длинными ножами. Один из секторов арены превратили в натуральные джунгли, даже болотистые, с водой до колена. И именно это место выбрали атакующие. Кроган скрылся в воде, так что из грязи торчала только покрытая растениями морда, словно холм, кочка или камень. Турианка, также обмазавшись грязью, скрылась среди растений и замерла.

Батары, продвигаясь по арене и ожидая атаки, с каждым шагом всё больше нервничали. Хлюпали водой и переговаривались, заглушая звуки, мешая находить врага.

— Ты их видишь? — спросил один из четырхглазых.

Их лидер, молодой еще совсем, ответил:

— Нет, стой! — половина отряда тут же направила оружие в ту сторону, — а нет. Нет там никого.

— Да заткнитесь уже! — потребовал третий.

И в этот момент произошло две вещи. Над ареной пролетела массивная черная тень, отчего небо потемнело. Батарианцы всей группой уставились вверх, но тень была быстрой и уже скрылась, на секунду закрыв собой солнце. Один батар даже дал очередь вверх. И кроган, продрейфовавший в болоте бревном, начал действовать.