Первый батарианец ушел под воду, и хруст костей утонул в реве толпы. Гигант рывком поднялся, проигнорировал батарианца с кинжалом в шее, и сжал челюсти на лице еще одного. Еще один был насажен биотикой на ветку. Один попытался обстрелять нападавших, но в панике попал по своим, поскользнулся и упал в воду, и был прижат ногой турианки ниже уровня воды, булькая без воздуха и мутя воду. Еще один получил биотический удар деформацией и осел от боли в грязь. Кроган же отбросил тело и биотикой протаранил еще одного, с рычанием начал измываться над врагом на камеру, как он любит. Последние двое бросились бежать, бросив оружие.

Но в воде по колено, против пары биотиков убежали они недалеко. Турианка всадила кинжал в ногу первого, усилив его биотикой. Батарианец с криком рухнул в ало-фиолетовую от крови воду. Второй был придавлен кроганом, который в качестве снаряда использовал себя. Посмотрел на турианку и спросил:

— Будешь? — с очень конкретным посылом.

Селиния же задумалась. Очевидно, если они растерзают этих, еще живых и заливающих искусственное болото кровью, это пойдет в плюс их хозяевам. В конечном итоге они не представители их вида. С другой… а какая уже разница? очевидно, что она здесь уже долго. И, скорее всего, домой не вернется. Возможно даже её уже давно считают мертвой. И все эти нормы морали, за которые она цеплялась годами. Стоило ли оно того? Не похоже. Вурок живет и живет с комфортом. Может и ей пора?

Турианка взглянула на пытающегося держаться над водой и зажимать рану на ноге батарианца. По сути серый, который пытался подняться повыше по головам. Мусор. Еще одна ступенька, через которую она перешагнет. Нужно только пожелать…

Завыла сирена и голос над ареной объявил:

— Приносим свои извинения, но бой прерывается. Гладиаторам — вернуться в жилые помещения немедленно. Зрителям — проследовать к выходу согласно плану эвакуации.

Имплант тут же начал больно колоть, готовый блокировать биотику.

— А мы… — начал было батарианец, но турианка просто добила свою цель быстрым ударом ножа.

Кроган, разумеется, тоже. И два гладиатора пошли к выходу с арены бой о бок, старые друзья по… а несчастью ли? Сложно сказать, спустя годы. Пулевые отверстия на шкуре крогана уже почти заросли. Кровищи и грязи на нем столько, что кажется, словно его покрасили или облили смесью из грязи, крови и дерьма из шланга. Опознать в этом разумного нереально. Турианка лениво поинтересовалась:

— Как думаешь, здоровяк, что там за шум?

Громила пожал плечами.

— Бои так просто не прервали бы, — и тут кроган принюхался, — мертвечиной пахнет. Маринованной, чутка подгнившей. Аппетитно.

Турианку передернуло. Не было желания выяснять, откуда громила знает данный запах. И принюхалась. На грани чувствительности что-то такое есть, едва заметное. Гадость.

— Да, пахнет. Может та тень? Не знаю.

Их завели в камеры и закрыли, предоставив самим себе. Без оповещений, похоже хозяева очень заняты чем-то еще. И уже через пару часов стало понятно, что что-то действительно происходит. Нервные и бегающие охранники, одетые в полную броню с оружием, с опущенные закрытыми шлемами. В глубине тюремного комплекса звуков снаружи слышно не было, но общая нервная атмосфера проникла даже сюда. И это пробуждало в турианке почти забытое чувство любопытства.

Но что-то понять удалось только, когда через вентиляцию в помещение начал поступать желтоватый туман с очень странным запахом. Как там говорил кроган? Маринованная мертвечина. Случайно вдохнув туман, турианка закашлялась и это привлекло внимание тюремщиков. Те тут же вскинули оружие.

— Оно в вентиляции! Казнить её!

Турианка попыталась было вспыхнуть биотикой, поставить щит, но имплант ударил током, сбив концентрацию и изогнув тело дугой. Она упала на колени, и боль стала куда более неописуемой, когда в тело ударили пули. В желтоватой дымке она смогла различить страх в глазах стреляющего батарианского ополченца. Или же ей просто показалось, и это блики на щитке. Всё это было уже неважно.

Затем боль стала нестерпимой, силы оставили её. Мир померк.

***

— Зверь в клетке. Раб, лишенный всего. Бьющийся в ограниченности своего тела и разума. Потерявший свободу и тела, и воли. Лишь игрушка в чужих руках, развлечение для голодной толпы.

Голос врезался в разум, заставляя его гореть. Но на этом дискомфорт закончился. Турианка внезапно поняла, что она жива, а тело двигается. И имплант более не жжется. Протянув руку к груди, она ощутила нечто упругое. Затем появился холод — она лежит на полу. На фоне раздается потрескивание пламени и мерный грохот. Орудие. Явно крупного калибра. Скорее всего танк.

Пошевелила руками, руки движутся, и открыла глаза. Камеры стали полутемными, горит только аварийное освещение, но для турианки это не проблема. Опустила глаза и ахнула. Грудная клетка представляет собой мешанину из обрывков ткани и сросшейся с ней желтоватой плоти. Именно от нее было то ощущение мягкости! Но при этом крови не видно, да и тело движется вполне нормально, боли нет.

— Да что за? — она рывком вскочила и только тогда поняла, что сделала это необычайно, даже слишком легко.