Я вернулся к стойке и тихо произнёс:

— Ключ я вам оставить не могу, у меня там в номере хранится… — я еще больше понизил голос и поманил женщину пальцем, сам чуть наклонился ближе.

Она недовольно сощурилась, но всё же подалась вперёд, насторожившись.

— Там у меня колготки… — я выдержал паузу. — Нельзя, чтобы кто-то видел.

— Какие колготки? — округлила глаза администраторша.

— Польские, — многозначительно произнёс я. — Много колготок… Вам, кстати, надо?

— Почём? — тут же переспросила она, и глаза у нее заблестели живым интересом.

Я нагнал ещё больше таинственности, подался вперёд и прошептал цену. Администраторша удовлетворённо кивнула и теперь уже сама перешла на шёпот:

— А можно мне две пары? Нет, лучше три… Ещё невестке надо, ага…

— Конечно, можно, только никому, тс-с… — я приложил палец к губам.

— Понимаю, понимаю, — закивала она, быстро поглядывая по сторонам. — Могила…

Я бросил взгляд на табличку за её спиной: «Дежурный администратор: Эльвира Марковна». Подмигнул ей и направился к выходу, прикидывая, где теперь достать три пары капроновых колготок. Пусть даже не польских, а хотя бы белорусских, из Бреста.

Я вышел на улицу, спустился с крыльца и столкнулся с ней.

Старуха.

Худая, небольшого роста, в потёртой кофте и выцветшем платке, который когда-то был синим. Она еле ковыляла, опираясь на тонкую, гладкую палку и шепча что-то себе под нос — слова путались, но в них всё-таки угадывалась осмысленность, будто эта женщина разговаривала с кем-то, кого видела только она.

Я сделал шаг в сторону, инстинктивно пропуская её, но в этот момент она внезапно выронила какой-то свёрток. Кулёк, свернутый из мешковины или чего-то подобного.

Сверток шмякнулся о землю. Я нагнулся, поднял его и протянул ей. Она молча посмотрела на меня. Глаза необычные: не пустые, не мутные, как у стариков, потерявших счёт времени. Нет, эти глаза смотрели на меня пристально, изучающе. Как у человека, который понимает больше, чем должен.

— Вы уронили, — сказал я протягивая сверток.

На ощупь он был тугой. Интересно, что в нем?

Она, однако, протянутое не взяла, будто это была вовсе не её вещь, будто хотела оставить эту посылочку мне. Ну уж нет, скорее всего, там какой-нибудь торф для цветочков или куриный помет для… Даже думать не хочу.

— Москва… — пробормотала она, словно пробуя слово на вкус.

— Что?

— Ты из Москвы… В командировке?

Я не удивился её проницательности. В таких городках все друг друга знают, а определить по мне москвича не так уж сложно: костюмчик из ГУМа, штиблеты по моде, стрижка далеко не сельская. Хотя… разве старушки разбираются в таких вещах?

Не пойму, чего ей надо, но чем-то она меня зацепила, и я к ней тоже присмотрелся. Было в ней что-то… Вроде, обычная бабка с виду, может, царя видала, наверняка пережила войны, коллективизацию…

А всё равно будто что-то не так.

— Может, и в командировке, — пожал я плечами. — А вы кто будете?

— Марфа Петровна я… Меня тут все знают.

— Вот как.

— Хошь, погадаю?

Я прищурился.

— Так вы гадалка?

Старуха фыркнула и сплюнула себе под ноги.

— Тьфу ты, гадалки — у цыган в таборе, шарлатанки! А я — провидица.

— Спасибо, но как-нибудь в другой раз, — сказал я, собираясь её обойти.

Но я не решался далеко отойти, потому что всё ещё не всучил ей обратно свёрток, а бабка шагнула вперёд и перегородила мне путь, да палку свою выставила, будто копьё. Стоит, улыбается. Но не тепло, не по-доброму. Эта улыбка была странная — древняя, знающая.

— Я знала, что ты приедешь.

— Да ну? — скептически хмыкнул я.

Ну-ну. Обычный приём деревенских шарлатанок: сказать что-то расплывчатое, чтобы посеять сомнение, а дальше уже зацепить человека. Ну и ладно, пусть меня раскручивает, меньше сил на наивных горожан останется.

— Ну и? — спросил я, стараясь не выдать раздражения.

— Уезжай.

Я усмехнулся.

— Почему это?

— Ты не первый, кто сюда приезжал.

Я прищурился.

— И что?

Старуха качнула головой, словно вздрагивая.

— Больше их никто не видел.

Я уже куда более внимательно посмотрел на неё.

— О ком вы?

Она чуть подалась вперёд, будто собиралась сказать что-то важное, но лишь выдохнула:

— Уезжай, Петров. Чёрное озеро тебя убьёт.

Я не успел спросить, откуда она знает мою фамилию.

Ничего не успел. Потому что вдруг она рассмеялась.

Но не глухо, не хрипло, как дряхлые старухи, а странно, глубоко, будто эхо плеснулось в пустом колодце.

Я даже чуть вздрогнул. А она в это время не по годам шустро юркнула мимо и засеменила прочь, цепко держась за свою палку.