Шрифт:
– Нет меня. Устал.
– Фамилии назвал две: рыцарь Даниэль, это студент МГУ Данила Яковлев, и некая Ирина Владимировна Покровская, пианистка, дочь архитектора, продолжила Громова. Свойский тон начальника ей не нравился.
– Дама сердца?
– спросил Марк.
– Нет. "Дама" - давно уже наш информатор. Она его и сдала. Он, правда, об этом не знает. А тот, который мне знакомым показался, - известный анархист Солонович Александр... или Алексей?
– Громова потерла лоб, сняла фуражку, положила ее на валик дивана, виновато улыбнулась.
– Забыла, но не суть важно - его уже арестовывали в начале двадцатых. Преподаватель МВТУ. Он его не назвал, но по агентурным данным...
– Ничего, расколется. Проработай завтра со Звягиным второй допрос. И помягче с Ваней, не пугай парня. Он понятливый, ему предыдущего твоего разноса хватило.
Марк Исаевич неслышно опустился рядом с ней на диван. Елизавета Петровна слегка отодвинулась, давая ему место, и потупилась.
– По-хорошему, лучше Покровскую взять. похоже, я там с этим Юрой напортила. Вряд ли он что-то еще скажет.
– Он и так достаточно сказал, это раз. Во-вторых, пусть теперь они сами возятся, - усмехнутся Штоклянд, разливая коньяк.
– Дело начато, а там... Угощайся, чего ждешь? Научилась у своих контриков модничать, а?
Она молча взяла стаканчик и залпом, не морщась, вопреки женскому обыкновению, выпила его. Марк Исаевич внимательно посмотрел на нее и спросил:
– Лизка, сознавайся честно, опять пить начала?
– Пока нет, - грустно улыбнулась она.
– Смотри, держись, Лизавета. Я с тобой церемониться не стану, серьезно сказал Марк и пододвинул к ней сверток с бутербродами.
– Ешь давай. Нервишки у тебя, я скажу. Лечиться надо, Лиза. Похлопотать в профкоме?
Она жевала бутерброд и ничего не ответила. Марк смотрел на нее. Выражение лица, поза, движения - все как бы говорило: "Я устала как собака!" "Начинается. И правда ведь вскоре запьет. Я ее не первый год знаю, - подумал Марк Исаевич не без сочувствия.
– Не будь меня - давно бы уже опустилась вконец". Он взял пару бутербродов, оторвал угол газеты, аккуратно завернул и по-хозяйски сунул ей в портфель.
– Марк!
– запротестовала она.
– Что "Марк"?
– огрызнулся он.
– А то я тебя не знаю. Дома небось жрать нечего. Или боишься, что слухи пойдут? Старый чекист Громова спуталась с бывшим мужем? Брось, меня к тебе даже моя жена не ревнует. Прости, Лизка, но ты не женщина...
– Давай о деле, или я пошла, - отрезала Елизавета Петровна.
– Ладно, больше не буду. Посиди. Дай спокойно поесть, не торопись.
Марк налил себе коньяку, взял бутерброд и не спеша принялся за него. Потом так же неторопливо вытер губы и сказал:
– Завтра возьмешь у меня Симоновича. Упорен, контра недобитая. С делом, так и быть, ознакомишься завтра, раз сегодня устала.
– Это того, что взят по сигналу Спасителя?
– спросила Лиза.
– Марк, а ты уверен, что Симонович виноват? Я эту сволочь, информатора, знаю, он может и так накропать, по злобе или еще там из-за чего. Сколько раз себя ругала, что завербовала его.
– Начинается, - буркнул Марк.
– На этот раз мне к чему готовиться? Не забыла, как я тебя во время "трилиссеровской лихорадки" спасал? Я слишком хорошо знаю тебя, Лиза, и знаю, чем это может кончиться. Конечно, это не мое дело. И все же ты мне не чужая. Я вижу, что ты чем-то мучаешься. Выкладывай начистоту.
Она нервно взъерошила волосы, пристально посмотрела ему в глаза, ответила медленно, с трудом подбирая слова:
– Знаешь, Марк, последнее время мы слишком уж часто возимся с какой-то мелкой сошкой. Нет, несомненно, это не советские люди, и с ними нужно работать, но ГПУ - это все же крайняя мера, согласись! Такое ощущение, что мы стали ловить мух...
– Старая песня, только куплет другой, - перебил ее Марк Исаевич. Вроде как в прошлом году ты признала ошибочность своих взглядов, Лиза? Опять по новой? Нехорошо...
– Я вроде не об этом...
– она попыталась прекратить разговор, но Марк не дал:
– Сейчас не об этом, и в другой раз - тоже, а пахнет уклоном.
– Ты оргвыводы не делай, я вот про частный случай спрашиваю, про вот этого вот Юру Семенова, сопляка!
– взорвалась Елизавета Петровна.
– Он дурак, мальчишка, неженка, а ведь ему лагерь грозит.
– Оргвыводы, Лиза, к сожалению, не я делаю, - вздохнул Марк и посмотрел ей в глаза.
– Ладно, давай о рыцаре этом. Да, он муха, но не тебе объяснять, какие клубочки иной раз разматываются с мелочей! И нашла кого жалеть. Ты мне ответь, Лиза, когда ты занялась революционной работой - ты ведь знала, чем это может обернуться. Ты ведь сама выбрала эту судьбу. Он тоже сам выбрал, заметил Марк и подытожил, вздохнув: - В кого ты такая дуреха, Лизка?
Она сразу нахохлилась, бросила хмуро:
– Зря я тебе это сказала.
– Последнее время ты много чего говоришь зря! Когда ты на партсобрании слова просишь, меня же пот холодный прошибает - опять чего-нибудь сморозишь, не иначе.
– Но ведь я права!
– горячо возразила она.
– Нет, - спокойно отозвался Марк Исаевич.
– Наш долг - раскрыть контрреволюцию в самом зародыше и уничтожить без жалости. И если я уничтожу с врагом невинного - это все же меньшая беда, чем если контрреволюционер останется безнаказанным.