Лестрейд. Рыжий… Честный… Инспектор

"Опять про ментов" - скажете вы. И.. не ошибётесь.
Наш с вами современник, легенда уголовного розыска, генерал-майор питерской милиции оказывается в теле инспектора Скотланд-Ярда Лестрейда.
Да-да, того самого!
Вы не ошиблись!
Пролог
19 июня 1881-го, поместье лорда Эшкомба (округ Уэст-Йоркшир)
Дверь, ведущая в комнату малютки Констанции (хотя малюткой в доме её звали скорее по привычке — в прошлом месяце дочери лорда от первого брака исполнилось семнадцать, и она уже была помолвлена), с треском распахнулась.
Лорд Эшкомб — высокий, чуть полный мужчина в том возрасте, который принято считать расцветом мужским сил и возможностей, вылетел из комнаты дочери подобно пробке из бутылки шампанского, едва не сбив с ног горничную — Агнес Флайт.
Уже шесть поколений Флайтов не на страх, а на совесть прислуживали в этом доме, мужчины — в качестве дворецких и лакеев, а женщины — как горничные, портнихи и прачки, но никто и никогда прежде не видел представителя славного рода Эшкомба в таком раздрае чувств.
Как позже заявила Агнес на допросе: «на лорде Эшкомбе в тот миг лица не было».
Хлопнула ещё одна дверь, на сей раз в кабинете.
Хозяин поместья мог пропадать в нём сутками, особенно после той ужасной истории с пропажей и гибелью его младшего сына от второго брака Уильяма. Два года назад трёхмесячный Уилл — любимец отца и матери, исчез из своей колыбельки, его нашли только на утро следующего дня, в саду, с перерезанным горлом.
Полиция, как всегда, показала себя только с самой худшей стороны.
Это был сущий кошмар для всех Эшкомбов.
Лорд буквально в один день поседел, его роскошная тёмная шевелюра приобрела пепельный оттенок, молодой ещё и некогда полный сил мужчина разом осунулся и постарел на добрый десяток лет.
Ещё более трагичные перемены стались с его супругой — матерью маленького Уилла. Несколько месяцев она не вставала с постели и не желала никого знать.
Два долгих года, которые могли показаться для Эшкомбов вечностью, семья зализывала раны, приходила в себя.
И тут — новый удар: тяжелая болезнь Констанции, которая вдруг начала обильно кашлять кровью.
Консилиум лучших врачей Англии вынес вердикт, больше похожий на смертный приговор.
Отец категорически не пожелал в него верить, этим вечером он направился в опочивальню дочери, чтобы приободрить Констанцию и поднять дух. Всё-таки в ней текла благородная кровь Эшкомбов, и никто из них не сдавался ни при каких обстоятельствах.
В течение долгих часов за плотно закрытыми дверями комнаты шёл их разговор, после которого глава дома и выскочил мрачнее тучи.
Он заперся в своём кабинете, достал из бара бутылку любимого виски, плеснул на два пальца в стакан, выпил одним махом, а потом сел за письменный стол, положил перед собой несколько чистых листков бумаги, взял самое острое перо и, макнув кончик в чернильницу, принялся быстро писать каллиграфическим почерком, коим славились Эшкомбы. Письмо его предназначалось шеф-констеблю Лидса — третьего по населению города Англии и первого, что касается всего остального, в Уэст-Йоркшире.
Адресатом следующего письма стала редакция одной из газет.
Лорд снова налил себе виски — на сей раз щедро, до краёв, и одним махом отправил всю порцию в рот, даже не покривившись от отвращения.
Немного посидев, обхватив сильными руками седую голову, он принял самое важное и последнее в своей жизни решение.
Выдвинув ящичек стола, лорд Эшкомб достал тщательно смазанный револьвер, забил весь барабан патронами, поднёс дуло к виску и нажал на спусковой крючок.
23 июня 1881-го, кабинет шеф-констебля Лидса (округ Уэст-Йоркшир)
Только у себя на работе шеф-констебль Лидса — полковник Уилкинс мог предаться любимому пороку: курению трубки. Дома за его привычками с маниакальной тщательностью следила жена.
Начитавшись медицинских журналов, что денно и нощно трубили о вреде курения, она делала всё, чтобы из дома бесследно исчезал, купленный в магазине братьев Коуп их фирменный табак Cut Cavendish, который так любили английские простолюдины (солдаты, моряки, портовые грузчики, разнорабочие) и… главный полицейский Лидса.
Лишь в своём кабинете Уилкинс снова чувствовал себя человеком, которому необязательно вести себя подобно мелкому воришке в лавке, вечно, как говорят в их среде, «быть на стрёме» и пугаться каждого звука.
Только сегодня даже табак был не в радость. Уилкинс выглядел на редкость озабоченым, и эта озабоченность портила всё удовольствие.
— Скажите, Итан, неужели ничего нельзя сделать? — спросил шеф-констебль.
— Что вы имеете в виду, сэр? — удивлённо поднял правую рассечённую бровь Итан Беллинг, его правая рука, супер-интендант полиции Лидса.