И голод. Глубокий, настойчивый голод, пульсирующий где-то на задворках сознания.

— Что со мной? — прошептал он.

— Мы надеялись, ты нам расскажешь, — Денис приблизился, внимательно разглядывая его. — Твои глаза изменили цвет. Стали желтоватыми. И температура тела ниже нормы. Но ты мыслишь. Говоришь. Помнишь, кто ты.

— Я слышал о подобных случаях, — Михалыч подвинул стул ближе к кровати. — Редкая генетическая мутация. Один из тысяч. Некоторые люди не полностью подвержены вирусу. Они меняются, но сохраняют разум.

— Ты был врачом? — спросил Антон.

— Ветеринаром, — усмехнулся старик. — Но сейчас это почти одно и то же. Живые существа остаются живыми существами, хоть люди, хоть звери.

Антон сосредоточился на своих ощущениях. Голод усиливался, становясь почти болезненным. Но это был не голод здорового человека — что-то более примитивное, звериное.

— Я хочу... есть, — он заставил себя произнести это. — Но не обычную пищу. Я чувствую...

— Знаем, — кивнул Денис. — Поэтому ты всё ещё привязан.

Он отошёл к углу комнаты и вернулся с пластиковым контейнером. Открыв крышку, поднёс к Антону. Внутри было сырое мясо — тёмное, с прожилками.

Запах ударил в ноздри, вызывая почти непреодолимое желание. Слюна наполнила рот, желудок сжался в спазме.

— Это... человечина? — выдавил Антон, борясь с собой.

— Упаси боже, — покачал головой Михалыч. — Крыса. Большая, жирная крыса. Их полно в подвалах.

Облегчение было мимолетным — отвращение сменилось голодным желанием. Какая разница, что это, если оно утолит пустоту внутри?

— Я не могу... — прошептал Антон, отворачиваясь. — Это неправильно.

— Тебе решать, — Михалыч пожал плечами. — Но твой организм изменился. Он требует сырого белка. Если не дать ему то, что нужно, инстинкты возьмут верх над разумом. И тогда прощай, человечность.

Внутренняя борьба была мучительной. Человеческое сознание противилось звериному инстинкту, моральные принципы сталкивались с первобытной потребностью.

— Развяжите хотя бы одну руку, — наконец сказал он. — Я... я попробую.

Михалыч кивнул и ослабил верёвки на правой руке. Оставил запястье перевязанным, но с достаточной свободой движения, чтобы дотянуться до контейнера.

Дрожащими пальцами Антон взял кусок мяса. Даже прикосновение к сырой плоти вызывало волну удовольствия. Преодолевая отвращение, поднёс ко рту и откусил.

Вкус был невероятным. Не в гастрономическом смысле — просто идеально соответствующим новым потребностям его тела. С каждым куском силы возвращались, мысли становились яснее, а зверский голод отступал.

Когда контейнер опустел, Антон откинулся на подушку, чувствуя странное умиротворение.

— Лучше? — спросил Михалыч.

— Да, — признал Антон. — Но это... это отвратительно.

— Это адаптация, — пожал плечами старик. — Выживание всегда уродливо. Либо приспосабливаешься, либо умираешь.

— Или становишься монстром, — добавил Денис, забирая пустой контейнер.

— Значит, я теперь... что? — Антон посмотрел на свои руки, которые казались бледнее обычного. — Наполовину зомби? Живой мертвец с сознанием?

— Мы зовём таких "промежуточными", — Михалыч закурил самокрутку. — Ты не первый, кого мы встречаем. Были и другие... с разной степенью сохранности рассудка.

— Где они сейчас?

Тяжёлое молчание было красноречивее любого ответа.

— Большинство не справилось, — наконец сказал Денис. — Голод становился сильнее, контроль слабее. В конце концов, они превращались в обычных зомби, только более быстрых и хитрых. Приходилось... заканчивать это.

— Но были исключения, — быстро добавил Михалыч. — Те, кто научился балансировать между человеческой сущностью и новыми инстинктами. Они ушли. Искать других подобных себе.

Антон обдумывал услышанное. Возможно, он не обречён. Если другие смогли сохранить человечность, значит, есть шанс.

— Как долго я могу оставаться... собой? — спросил он.

— Никто не знает, — Михалыч потушил окурок. — Дни, недели, годы? Всё зависит от силы воли. И от того, как часто ты будешь питаться. Похоже, регулярное потребление сырого белка стабилизирует состояние.