Хироши Кавамура сидел за столом, заваленным бумагами и пустыми кофейными стаканчиками. Ему было за пятьдесят, с сединой на висках и лицом, которое могло быть привлекательным, если бы не вечная гримаса недовольства. Его костюм был дорогим, но мятым, а глаза, острые, как у хищника, впились в меня, едва я вошёл. На столе лежало моё фальшивое резюме, которое Ичиро состряпал с хирургической точностью. Кавамура взял его, пробежал глазами и фыркнул, его голос был ворчливым, как у человека, которого всё раздражает.

— Хиро Ямада, значит? — сказал он, откидываясь в кресле. — Вообще-то мне работники не нужны. Кухня и так забита, а эти идиоты из «Спрута» присылают разнарядку взять тебя. Дураки, сидят в своих стеклянных башнях и думают, что знают, как тут всё работает. Бумажки шлют, а я потом разгребай.

Я стиснул зубы, чувствуя, как злость вспыхивает внутри. Он называл «Спрут» — мою компанию — сборищем дураков, не зная, что я, президент этой самой компании, стою перед ним. И вдруг мне стало весело. Я представил его лицо, если бы он узанл правду! Как бы он заговорил тгда?

Я заставил себя кивнуть, изображая покорность.

— Я просто хочу работать, — сказал я, держа голос ровным. — Скажите, что делать, и я справлюсь.

Кавамура хмыкнул, его взгляд снова скользнул по резюме, и он бросил его на стол, как мусор.

— Справится он, — буркнул он. — Ладно, Ямада. Иди обратно на кухню, мой посуду. Но если облажаешься, вылетишь быстрее, чем пришёл. И не суй нос, куда не надо. Понял?

Я кивнул, чувствуя, как его слова подтверждают мои подозрения. Кавамура был не просто ворчливым боссом — он скрывал что-то, и его ненависть к «Спруту» была слишком личной. Я вышел из офиса, слыша, как он бормочет что-то про «идиотов наверху». Мика ждала меня у кухни, её взгляд был встревоженным, но она ничего не сказала.

Я вернулся к раковинам, вытирая руки о фартук, и оглядел кухню, ища Мику. Её пучок тёмных волос мелькнул в толпе официантов, но она уже ушла в зал, унося поднос с бокалами. Я хотел догнать её, продолжить разговор — её намёки о уволеном парне и Тецуо были как осколки пазла, которые я должен был собрать. Она знала больше, чем говорила, и её открытость могла стать моим ключом к правде. Но кухня не отпускала: повара орали, заказы сыпались, как град, и я не мог просто бросить раковину, не вызвав подозрений. Мои глаза следили за ней, пока она не исчезла за дверью в зал, и я стиснул зубы, возвращаясь к тарелкам. Позже, сказал я себе. Я найду её позже.

Не успел я вымыть очередную стопку, как ко мне подошёл Рёсуке, помощник шеф-повара. Его сальные волосы прилипли ко лбу, фартук был заляпан соусом, а лицо выражало усталое раздражение, как будто он ненавидел всё вокруг, но слишком вымотался, чтобы злиться по-настоящему. Он ткнул пальцем в мою сторону, его голос был резким, но без той злобы, что у Тецуо.

— Ямада, — сказал он, вытирая руки о тряпку. — Хватит мыть. Пойдёшь на разгрузку. Грузовик с товаром пришёл, а Таро один не справится. Шевелись.

Я кивнул, скрывая облегчение. Разгрузка означала доступ к подсобке, к поставкам — туда, где, судя по шепоткам Мики, происходило что-то странное. Я снял фартук, бросив его на крючок, и последовал за Рёсуке через кухню к задней двери, где стоял грузовик. Воздух в переулке был прохладнее, но вонял мусором и дизелем. Таро, грузчик, которого я мельком видел утром, уже таскал коробки. Он был широкоплечим, с татуировками, выглядывающими из-под рукавов, и лицом, которое могло напугать любого, но его движения были точными, почти механическими.

Он бросил на меня взгляд, но ничего не сказал, просто указал на коробки с рыбой и овощами.

— Бери и неси, — буркнул он, и я взялся за работу.

День превратился в бесконечный марафон. Коробки были тяжёлыми, их углы впивались в ладони, а спина начала ныть уже через час. Мы с Таро таскали ящики в подсобку, где полки ломились от банок, мешков и контейнеров с морепродуктами. Я заметил, что некоторые коробки были без маркировки — странно для ресторана такого уровня.

Мой разум фиксировал детали: Таро избегал разговоров, Рёсуке проверял только половину груза, а Тецуо пару раз прошёл мимо, бросая взгляды, от которых холодело в груди. Я хотел заглянуть в те коробки, но не мог — не сейчас, не под их взглядом. Мои мышцы горели, пот стекал по вискам, а кепка липла ко лбу. Я не был слабаком, но эта работа высасывала силы, как пустыня воду. Каждый шаг был борьбой, каждый ящик — испытанием, и я чувствовал, как тело кричит о пощаде.

К концу смены, когда часы пробили десять вечера, я был выжат, как лимон. Кухня затихла, повара разошлись, а зал опустел. Мои руки дрожали, спина ныла так, будто по ней прошлись катком, а ноги казались свинцовыми. Я снял кепку, вытер пот со лба и прислонился к стене в подсобке, мечтая о доме. Мой пентхаус в Минато, с огромной ванной из чёрного мрамора, где горячая вода смывала бы эту грязь и боль. Я представлял, как наливаю себе «Макаллан» 18-летней выдержки, его дымный вкус согревает горло, а вид на Токио из панорамных окон напоминает, кто я на самом деле.