— А у Людмилы Валерьевны была пробирка с некой субстанцией, — я продолжил развивать свою мысль. — Ты видел, чтобы Николай пил что-то кроме этих пилюль?

— Да у него этих лекарств столько, что можно только ими питаться, — отмахнулся Лев. — Там и пилюли, и мази, и растворы для инъекций — чего только нет. — Он встряхнул в руке баночку, отчего ее содержимое ударило по стенкам. — Но вот эти пилюли он всегда пьет при приступах. Обычно по одной, но если проберет, то может и две, и даже три за раз проглотить.

— А ты не вспомнишь, имелась ли среди всех лекарств темная вязкая на вид жидкость?

— Не припомню, — с сожалением покачал головой князь. — Но могу посмотреть у него в комнате. Я знаю, где лекарства лежат… — он вдруг свел брови. — А зачем тебе?

— Хочу проверить одну догадку.

— А говорил, что не детектив, — хмыкнул Зорский.

— Я говорил, что не являюсь выдающимся детективом.

— Господа? — к нам подошел вернувшийся доктор, от которого исходил аромат дорогого табака с нотками полежавшего на солнце чернослива. — Людмила Валерьевна еще не выходила?

— Пока нет, — Зорский вскочил на ноги. — Вы можете узнать, как там Николай?

— Говорю же, с ним все… — доктор осекся, когда замок его кабинета щелкнул и дверь открылась.

К нам вышла наставница ворожей. Она смерила меня и Зорского холодным взглядом.

— Вам следует вернуться к занятиям, молодые люди, — спокойно произнесла графиня.

— А Кол?.. — Лев сделал шаг к двери, но сухонькая старушка преградила ему дорогу.

— Он спит. Прошу не мешать ему. Мальчику нужен покой и отдых.

— Да, — князь, который по комплекции едва ли не втрое превышал наставницу ворожей, смутился, отступил и протянул ей баночку с лекарствами. — Я вот ему принес…

— Благодарю за заботу, Лев, — чуть смягчилась Шереметьева и забрала пилюли. — А теперь, будьте любезны, возвращайтесь к занятиям.

Людмила Валерьевна пустила доктора в его же кабинет и плотно закрыла дверь. Мы с Зорским снова остались наедине.

— Жуткая женщина, — поежился князь. — Сколько её помню, всегда такой была.

— Мы с ней как-то говорили, и она мне показалась вполне приятной…

— Это пока ты ей не перечишь, — поделился со мной наблюдениями Зорский. — Если вдруг ополчится на тебя — мало не покажется. Говорят, несколько лет назад из-за нее одна из курсанток с жизнью счеты свела. Довели ее постоянные упреки и выговоры.

— Надо же… — услышанное меня порядком удивило — не ожидал от старушки — божьего одуванчика чего-то подобного. — А по ней и не скажешь.

— Просто ты не знаешь ее так же хорошо, как я, — Зорский еще раз взглянул на закрытую дверь, словно размышляя, стоит ли попытаться войти, или же прислушаться к совету старой ворожеи. Наконец, благоразумие взяло верх. — Пойдем, пока Распутин нас не хватился? Его тоже лучше не злить…

— Это верно подмечено, — раздался резкий хриплый голос.

Мы повернули головы и увидели нашего наставника. Вопреки всем ожиданиям, он не стал заострять внимания на словах Зорского.

— Прошу вас проследовать в кабинет начальника Академии. — Отчеканил Распутин. — Прибыли люди из службы сыска. Они желают переговорить с каждым из курсантов. Как закончите — посвятите остаток дня свободным занятиям. Я бы рекомендовал вам перечитать основы управления драгунами.

— Некоторые и так все знают. — Буркнул себе под нос Зорский и с толикой беззлобной зависти покосился на меня.

— И то верно, — неожиданно согласился Распутин. — Посему, граф Воронцов, после разговора со службой сыска зайдите ко мне.

Я кивнул.

— Если все понятно, то не смею вас задерживать, — наставник жестом пригласил нас поспешить.

Так мы и поступили. Когда Распутин остался позади, я шепнул Зорскому:

— Не говори, что был в парке.

Князь тряхнул головой:

— Лучше признаюсь. Я же ни в чем не виноват.

— Следователи могут решить иначе. Да и твою невиновность придется доказывать. Возможно, убийца этого и добивается.

— И что же мне сказать?

— Что ты спал. И еще — твоя… та, с кем ты был перед убитой, она сможет держать язык за зубами?

— Она сама утром молила меня никому ничего не говорить, чтобы ее не выгнали с работы. — Признался князь.

— В таком случае, лучше прислушайся к ее просьбе.

Лев нахмурился, стиснул зубы, но потом все же тяжело вздохнул и согласно кивнул.

Быстро поднявшись наверх и пройдя по коридору, мы оказались в толпе других учащихся обоих потоков и годов обучения. Отсутствовали лишь те, кто по уважительным причинам находился за территорией Академии последние сутки.