Патриция почувствовала, как Комаро резанул ей по брюшку лапой. Кровь закапала на каменный пол. Паучиха не могла поверить, что Комаро тоже переметнулся на сторону Высших… Врагов! Как она могла так ошибиться… Трус… он даже не попытался её защитить. Дети! На её защиту стали дети! А он?! Он со спины ударил!

— Надеюсь, ты — их коллективное творение, иначе у нас будут проблемы! — выругался Комаро и капнул кровью паучихи в центр ритуального круга из собственной крови, замыкая конструкт насильственного переноса в собственное пространственное убежище.

Высшие исчезли, даже не сообразив, что произошло. А вместе с ними исчезли и жуки.

Комаро обессилено осел на пол, уставившись невидящим взглядом в затягивающееся зеркало портала, открытого незваными гостями.

Удивительно, если задуматься. Когда-то адамантий был единой личностью. Но после развоплощения каждый осколок приобрёл зачатки собственного характера, далеко не всегда отличающегося гуманизмом. При этом каждый из осознавших себя осколков прекрасно понимал как собственную урезанную силу, так и полную несостоятельность диктовать свою волю кому бы то ни было. Кроме меня. Ведь я их не просто не использовал по своему усмотрению, я их слышал.

И тем не менее, я не обольщался собственной значимостью. Для адамантия из мира бабушки я был на уровне полезного артефакта, этакого переводчика и проводника их воли, чем сильно упрощал им процесс коммуникации с миром и его обитателями. Потому моё желание ритуально самоубиться сильно не понравилось осколку. Более того, он был свидетелем моего успешного соседства с другим осколком. И сейчас в нём взыграли две такие простые человеческие слабости, как зависть и жадность, облачённые в сакраментальное: «Чем я хуже?» и «Я тоже так хочу!»

Потому шипа в собственной груди я не испугался, скорее, даже ожидал.

Обернувшись лицом к осколку, я криво улыбнулся:

— Кажется, за тысячелетия вынужденного молчания вы разучились делать деловые предложения. Придётся вам помочь. Повторяйте за мной. Уважаемый Трай, нам не выгодно, чтобы ты здесь сдох, поэтому давай мы поможем тебе с отражением атаки техносов, а ты станешь нашим голосом во вселенной.

Клянусь, если бы кусок адамантия в форме острова с остатками зданий и давным-давно увядшей парковой зоной имел лицо, то сейчас его брови были бы где-то на макушке от удивления. Потом он расхохотался.

— А ты наглец! Я-то всего лишь думал предложить тебе подпитку, чтобы ты смог спасти себя и своих близких, а ты вон как губу раскатал! Вторжение техносов тебе не отразить в одиночку!

— Я это уже слышал, однако же мы всё ещё живы! Но, кроме твоего безусловно интересного предложения о сотрудничестве, у меня есть своё, встречное! Ты помогаешь мне сейчас закрыть порталы, а я собираю тебя воедино на время и даю возможность поквитаться со своим главным врагом.

— Ты — безумец! — кажется, в голосе осколка промелькнуло восхищение.

— Ещё какой!

— За нарушение меры наказания Вселенной следует кара.

Надо же, меня предупреждали, какая прелесть.

— Я уже под ней. Вселенная отказалась восстанавливать своё равновесие, хоть и признала справедливость моих обвинений. Поэтому мы восстановим его по своему разумению. Если же переживаешь за себя, то после попросишь Вселенную вернуть всё, как было. Нет, конечно, ты можешь и дальше тысячелетиями служить божественным перегноем для колыбелей, а можешь рискнуть.

Я упоминал про разные характеры осколков? Мой адамантий никогда бы на это не повёлся, слишком осторожный. А вот бабушкин… он был темнее, мстительней и жёстче. Как я это понял и почему делал именно такое предложение?

Достаточно было сравнить порядки в двух мирах. Даже мой биологически папаша, и тот не кроил черепа младенцам в своих инкубаториях.

Осколок колебался недолго. Повторное вселение воспринималось уже не так, как в первый раз. Это будто пытаться разносить новые кожаные сапоги. Я знал, что меня ждёт, но ощущения всё равно были не из приятных. Хотя в этот раз я даже не потерял сознание и не умер, всего лишь сменил ипостась обратно на драконью. Так площадь для поглощения была больше. Но стоило бабушкиному осколку полностью подселиться в меня, как я сместился к серебряной застывшей кляксе, бывшей когда-то моим симбионтом.

— Я знаю, ты долго осторожничал, но сейчас ты мне нужен.

Драконьи крылья распахнулись сами собой, упираясь когтистыми наростами в зеркальную гладь божественного металла и приглашая к единению.

Секунду ничего не происходило, а после небо взорвалось кровавым дождём. Озеро же превратилось в вязкое болото, принимая в свои объятия ошалевшего дракона.

Чертоги Высших

Творец продолжал следить за битвой. Тринадцатый не появлялся, а мясорубка, до того разносившая его флот на атомы, вдруг прекратилась.