Путники начали подъем. Идти было очень трудно, что в каком-то смысле оказалось даже к лучшему — усилия не давали замерзнуть на здешнем лютом морозе. Поначалу Прим казалось, что она барахтается в глубоком снегу, почти не продвигаясь вперед, но постепенно идти стало легче, и скоро она уже присоединилась к товарищам, сгрудившимся для тепла на голой каменистой земле. Все они смотрели в одну сторону: вниз по склону, туда, откуда пришли. Так что Прим, как только добралась до остальных и убедилась, что надежно стоит на крутом склоне, повернулась и глянула в ту же сторону.

Довольно скоро она отыскала глазами то, на что смотрели другие, — в сиянии луны над искрящимся снегом оно серебристой дугой вырисовывалось средь каменных глыб и провалов.

— Разрушенный мост! — воскликнула она. — Вот уж не думала когда-нибудь его увидеть!

Отсюда была хорошо видна часть моста на дальней стороне ущелья. Над пропастью высился могучий устой, арка прижималась к пропасти и заканчивалась над бездной небольшой башенкой — воротами в никуда. По другую сторону пролома должна была стоять такая же. Прим могла достроить мост по памяти и сообразить, где противоположный устой, однако увидеть его не давали изгибы и складки Узла. Дотуда было мили две.

В ту сторону они и пошли; по крайней мере, так казалось вначале. Однако Корвус направлял их каким-то образом, неочевидным для землетопов. Все понимали, что обычные правила попадания из одной точки в другую здесь не действуют. По счастью, они углублялись в Узел, где ветер был слабее, а воздух — не такой морозный.

Так они вышли к Кубу.

Он стоял у маленького горного отрога, укрытый от непогоды. Не зная, что он здесь, его было не найти. Отсюда возникал вопрос, откуда Корвус знал про Куб.

Зато не было вопросов, как это называть. Куб, безусловно, был кубом — длиной, шириной и высотой примерно в два размаха Бурровых рук. Состоял он из адаманта — вещества, на которое почти все они вдоволь насмотрелись под Взбросом. Однако для Бурра оно было в новинку. Он провел рукой по ближней грани и по ребру, затем с ругательством отступил и показал окровавленный палец. Ребро было такое острое, что он порезался.

Так что это, без сомнений, был Куб. Однако Прим никогда не слышала о Кубе. Она глянула на Кверк, но та лишь мотнула головой и развела руками.

Эдда наверняка знает про Куб! Все посмотрели на великаншу.

— Корвус, — сказала она, — ты меня озадачил. Что это? Помимо того, что адамантовый куб, неизвестно зачем стоящий в Узле.

— Доказательство, — ответил Корвус (он, разумеется, сидел на Кубе), — реальности иного уровня бытия, о котором я неоднократно говорил прежде. — И, поскольку не мог удержаться и не подчеркнуть свою правоту, добавил: — Да, я видел, как вы заводили глаза, когда я говорил об ином уровне бытия. Знаю, вы считаете…

— Мы вовсе не считаем тебя безумцем, — возразила Прим. — Просто иной уровень бытия не более чем сказочки, если не можешь предъявить… э…

— Доказательство, — сказал Корвус. — Смотрите.

— Не вижу тут доказательства, — вмешался Лин. — Я бы сказал, это нечто, поставленное Плутоном для забавы.

Прим ждала, что Корвус ответит резко и обидно, но он только по-вороньи пожал плечами.

— Справедливо, — сказал он. — Впрочем, когда Кверк расплавит адамант и явит то, что внутри, ты запоешь по-иному.

— Ты с самого начала знал, что он тут дожидается, — сообразила Прим.

Кверк тем временем закрывала лицо руками и в отчаянии трясла головой.

— Его поместила тут в давние времена сущность из иного уровня бытия. Спрятала, чтобы нашел лишь точно знающий, где искать. Запечатала так, что вскрыть его может лишь литопласт под руководством бестелесного существа.

— Я могу разрезать его мечом, — с легкой обидой проговорил Бурр.

Он глянул на Кверк, которой по-прежнему не хватало уверенности в себе. Лин обнял девушку за плечи и что-то зашептал ей на ухо — надо полагать, какие-то ободряющие слова.

— Возможно, до этого дойдет, — сказал Корвус. — Но я не хочу повредить то, что внутри.

— Дело не в знании и умении, — объяснила Кверк. — Просто для этого кое-что нужно.

— А не могла бы ты назвать, что именно? — вежливо спросил Мард.

— Ну, если начинать с самого начала, первым, по словам Лома, был хаос. Когда он начал принимать формы, воплощающие мысль, то стал тем, что мы называем аурой.

Мард отбросил край плаща и поглядел на свою левую руку.

— Значит, аура — это хаос, но…