Замечу мимоходом, что сопоставление Яковом II добывания денег с азартной игрой было не так безумно, как нам тогда представлялось. В период вынужденного бездействия после сокрушительных выборов 90-го года я имел досуг взвесить различные планы по сбору средств для правительства, испытывающего острую нехватку денег на ведение войны. Мы подумываем об общенациональной лотерее. Рассказывать подробности значило бы понапрасну Вас утомлять; говорить, как сэр Томас отнёсся к этому проекту, — оскорблять Вас неверием в Вашу догадливость. Время от времени мы встречаемся с математиками из Королевского общества, чтобы обсудить статистические тонкости.

В заключение скажу, что ежели Вы хотите отчеканить здесь серебряные монеты в рамках некоего предприятия (подробности которого мне знать совершенно не обязательно), и ежели предприятие это выгодно тори (надеюсь, что не так; впрочем, не моё дело), и коли Вы вообразили, будто правительство тори имеет какую-то власть над Монетным двором, так что интересы Монетного двора совпадают с Вашими, то Вы заблуждаетесь. Вышесказанное не означает, что проект Ваш неосуществим. Если я правильно прочёл между строк Вашего послания, Вам всего лишь нужен друг, чтобы не сказать, сообщник, на Монетном дворе, и Вы можете заручиться дружбою сэра Томаса, поразмыслив над характеристикой, изложенной в данном письме, и выработав соответствующий подход.

Искренне надеюсь, что сумел ответить на вопросы, заданные Вами доктору Уотерхаузу, к полному Вашему удовлетворению. Ежели это не так, или я (упаси Бог) чем-то невольно Вас оскорбил, умоляю написать и дать мне возможность исправиться. Честь имею оставаться с глубочайшим восхищением и совершенною преданностию Ваш, сударыня, покорный слуга

РАВЕНСКАР.

P. S. Если Вы намерены отчеканить из французского серебра английскую монету, чтобы платить жалованье ирландским и французским войскам, готовящимся к высадке из Шербура в третью неделю мая, то я восхищён Вашей находчивостью. Доставка денег из Тауэра на фронт будет представлять собой задачу определённой сложности, посему вот Вам моё предложение: если Королевский флот не потопит корабли адмирала Турвиля по пути через Ла-Манш, а папистские легионы, высадившись на английскую почву, не будут немедля уничтожены армией или разорваны в клочья разъярённою толпою английских селян, я лично перенесу все Ваши монеты в собственной заднице и сложу там, откуда их удобно будет забрать.

Лейбниц — Элизе

21 апреля 1692 г.

Элиза,

Вы просили, и весьма настоятельно, сообщать Вам о всех новостях из Лейпцига касательно Лотара фон Хакльгебера вообще и Жан-Жака или, как его называют, Иоганна, в частности. Дело осложнялось тем, что Лотар знает о моём с Вами знакомстве. Более того, я, признаюсь, разрывался между желанием исполнить Вашу просьбу и неохотой передавать сведения, могущие разбередить рану, нанесённую Лотаром полтора года назад.

Посему я избегал ездить в Лейпциг. Однако вчера Лейпциг явился ко мне сюда, в Ганновер. Как Вам наверняка известно, мои покровители, Эрнст-Август и София, до недавних пор герцог и герцогиня Ганноверские, давно домогались повышения своего статуса до курфюрста и курфюрстины. Франция противодействовала этому различными контрманёврами, подробности которых заполнили бы многие скучные томы. Опуская их, сообщу, что война, а в особенности последние события на Савойском фронте побудили Императора действовать в пику Людовику XIV. Соответственно, две недели назад Эрнст-Август и София стали курфюрстом и курфюрстиной, то есть почти королём и королевой. Это вызвало целую череду юридических следствий и реорганизаций, которые придворные на Лейнештрассе будут мусолить ещё долгие годы. Некоторые перемены, разумеется, коснутся финансов, посему банкиры со всей Германии слетелись поздравить Софию и Эрнста-Августа, а заодно предложить им свои услуги. Меня эти люди занимают, примерно как их — физика, за одним исключением: в числе приехавших оказался и Лотар фон Хакльгебер. София и Эрнст-Август пригласили его отобедать во дворце Герренхаузен под Ганновером. Гофмейстер, дополняя список гостей, включил и моё имя, поскольку я из Лейпцига и мою семью связывают с Хакльгеберами давние узы. О чём никто не мог знать, так это о моей дружбе с Вами и о возможной неловкости при упоминании Жан-Жака. София — столь просвещённая государыня и оказывает на Эрнста-Августа влияние столь благотворное, что им обоим не пришла бы и мысль заподозрить в одном из своих гостей жестокого похитителя младенцев. Без всякого умысла они пригласили меня с Лотаром на один и тот же обед, да ещё усадили друг против друга!

Не могу описать, каково сидеть напротив такого человека в течение долгого обеда, не испортив Вам аппетит на ближайшие две недели. Ограничу свой отчёт беседой. Значительная её часть касалась войны и была более или менее интересна, но поскольку в Ваших краях, вероятно, ни о чём другом не говорят, сразу перейду к тому, что касается Вас лично.

Лотар, как я уже писал, приехал сюда с одной целью: поразить Эрнста-Августа и Софию своим умом, проницательностью и множеством связей в мире, посему в какой-то момент беседы, после некоего количества выпитого, взялся предсказать исход весенней кампании. Ибо что произведёт на правителя большее впечатление, чем успешное пророчество?

Франция, сообщил Лотар, потерпит на северо-западе фиаско — он употребил слово «Fehlschlag», означающее неудачную попытку, срыв. Лотар явственно намекнул, что это произойдёт на английской почве или поблизости.

Разумеется, София не поддалась на такие театральные уловки. Она сказала: «Если вы так уверены в своём предсказании, барон фон Хакльгебер, что же вы разеваете рот, а не кошель? Рот-то у вас большой, да кошель, мы знаем, ещё больше». Все рассмеялись, даже Лотар. Когда смешки улеглись, он сказал, что именно так и поступит, то есть, намерен вложить средства своего банка таким образом, чтобы получить прибыль в случае предсказанного Fehlschlag. Дабы придать своим словам веса, Лотар поклялся, что пожертвует некую сумму на любое доброе дело по выбору Софии и что в случае успеха деньги эти возьмутся из прибыли, а если он ошибется в предсказании, то из его собственного кошелька.

На вопрос Софии, откуда такая уверенность, Лотар покосился на меня и сказал, что знает во Франции одну особу, довольно богатую и влиятельную, которая в прошлом держала себя заносчиво, а теперь получила урок и служит на задних лапках — он и впрямь употребил слово, применимое лишь к собакам. Вы понимаете, Элиза, насколько мне неприятно это передавать. Даже тех, кто не понял, о ком речь, покоробили слова Лотара.

Вот мои новости, как Вы и просили. Воистину я тоскую по тем дням, когда мои письма к Вам наполняла натурфилософия.