Шрифт:
Харьков - это уютные кафешки и симпатичные забегаловки, в которых можно вполне прилично поесть. Один из таких замечательных кафешантанов находится как раз здесь, на “Славянке”, куда я не раз заходил, но еще чаще не попадал, потому что оно слишком рано закрывалось.
Сейчас март. Весна. Скоро в Харькове зацветут абрикосы и сирень в парке Горького. К услугам влюбленных откроют сезон тёплые вечера, ночи с полной луной и ошкуренные брёвна вместо лавочек среди жасмина и шиповника.
Но пока ещё холодно, и по Славянской улице снуют трудолюбивые харьковчане, подняв воротники и кутаясь в зимние шарфы. Добрые и отзывчивые, сердитые и грубые. Шумные, тихие, интеллигентные, безвкусные. Самые разные люди, не заслуживающие участи находиться в бандеровской оккупации…
– Товарищ турист, карета подана!- окликнул меня Макс. Он стоял на подножке Ровера, который уже завелся и весело рычал прохудившимся глушителем.
– Мы решили не устраивать полевой ремонт, а сделать все спокойно, в стационарных условиях. Я и мой набор “Юного техника” - с вами.
Стряхнув оцепенение и кряхтя, как старый дед, я забрался на высокое пассажирское сиденье, тайком потрогал браслет, который вроде бы начал остывать, и кивнул головой - поехали.
– Почему же, по-вашему, и киевская, и московская элита так рвется на Запад?
– обращаясь к Максу, продолжил начатый без меня разговор красношапочный ветеран.
– Это наша национальная традиция, - ответил словоохотливый Макс.
– Ещё со времен Ивана Грозного бояре и дворяне ломились на закат Солнца. Вспомнить хотя бы Андрея Курбского - ближник царский, ничем не обделен…
– Богатству завидовали?
– предположил второй ветеран в желтой шапочке.
– Было бы чему!
– хмыкнул Макс, - и во времена Грозного, и нынешние современные бояре дали бы сто очков вперед любому западному крезу…
– Комфорт? Уровень жизни?
– попытался угадать собеседник.
– И царским, и современным олигархам ничего не стоило при их влиянии и капиталах создать у себя на Родине любой комфорт и поднять уровень жизни на европейский…
– Что же тогда?
– Мораль!
– поднял палец вверх Макс, - критерии “что такое хорошо и что такое плохо” в России и на Западе отличаются принципиально.
– Поясни, - заинтересованно повернулся к нему “красноголовый”.
– У нас богатый человек - априори жулик. Что бы он ни делал, какой бы благотворительностью ни занимался, ничто не переубедит народ, что… как там у Маркса - “все крупные капиталы нажиты нечестным путем!”
– А у них?
– А у них всё по решению суда… или верховного Шамана… Он может признать преступный капитал честным и наоборот, но если такого решения нет - ты порядочный человек, даже когда руки у тебя по локоть в крови. И тут главное - что не сам суд и правящие, а то, что простые люди согласны с такой системой. И вот этот консенсус верхов и низов создает для российской элиты на Западе иллюзию абсолютного комфорта и защищенности. Вот и лезут они туда, словно мёдом намазано.
– А ты бы разве отказался?
– задал совершенно неожиданный вопрос красношапочный ветеран.
– А меня и тут неплохо кормят, - усмехнулся Макс, - к тому же, не хочу быть колонизированным туземцем.
– В каком смысле?
– Есть три признака вассального мышления, - снова охотно пояснил Макс.
– Люди, признавшие верховенство сюзерена, имеют три главные мечты, три цели в жизни - купить товар метрополии, получить образование метрополии и свалить на ПМЖ в метрополию. Так вот я - не они…
Под дорожную беседу я опять задремал и проснулся от того, что браслет на руке снова нагрелся, и жжение его становилось невыносимым.
– Да что за черт!
– вскрикнул я спросонья, махнув рукой, и в тот же момент чуть не вылетел в лобовое стекло, повиснув на ремнях безопасности.
Идущая впереди машина резко клюнула носом, взвыла тормозами и застыла поперёк дороги. Тряхнуло так, что щёлкнули зубы. Уходя от столкновения, наш внедорожник выскочил на обочину, яростно стрекоча ABS, пропахал недавно проклюнувшуюся зелень, снёс верстовой столбик и почти дотянулся до желанного асфальта, как вдруг закрутился вокруг своей оси, опасно встав на два колеса, и грохнулся обратно, безжалостно расшвыривая по салону всё своё содержимое. Нервная дрожь прокатилась по корпусу. Только после этого машина успокоилась, замерла, потрескивая заглохшим двигателем и скрипя приходящей в себя подвеской.
Неожиданно обрушившуюся тишину нарушали доносившиеся снаружи приглушённые хлопки да протяжный плач автомобильного сигнала. Водитель, навалившись всем телом на руль, совершенно неестественно вывернул голову, словно хотел глянуть в небо через лобовое стекло остекленевшими глазами. Секунды осмысления происходящего. Потом прорезалось обоняние, в нос ударил знакомый кислый запах сгоревшего пороха. Сбоку обнажился чёрный зев направленного в мою грудь ствола.
– Зачем?
– наверно, в такой ситуации это был самый нелепый вопрос с заранее известным ответом.