Секретарь, видя, как его начальник сердит и возбужден, вопреки обычаю не улыбался, а сдержанно повторил, что надо было повторить сначала адъютанту монарха, а потом и самому государю-императору Николаю Павловичу. Сам побледнел. Если уж дело касалось ЛИЧНО его величества, то это ужас. В бытность своем адъютантом он только один раз слышал такую формулировку. И до сих пор и монарх, и вся империя содрогалась от таких событий. Восстание декабристов! А чего же теперь?

Граф не зря не ушел из рабочего кабинета великого князя и даже не стал пить редкого для этого времени кофию. Они не успели обговорить о дополнительных для показа Николая I документов, дабы все было четко доказательно и все показано, как спешно подошедший секретарь сообщил, что непосредственно сейчас император слушает доклады министров — военного князя Долгорукова и иностранных дел Нессельроде. Но потом, если господам жандармам надо сию минуту, он готов отложить каждодневные дела и немедля выслушать их.

Судя по тону, император пока никак не мог понять, почему жандармы, при чем оба, уже намедни встречавшиеся с ним, вдруг попросили срочную аудиенцию, да еще с такими грозными формулировками.

«Ничего, — хмыкнул великий князь, — мы, ваше величество, вскоре собьем вашу вальяжность. Петухом закукарекаете».

Бенкендорф, похоже, думал так же, поскольку не испугался тональности императора. Конечно, близким людям, а тем более родным тот позволял многое, но все же в таком случае очень легко можно было нарваться на августейший выговор. А они очень на это напрашивались.

Но ведь и дело у них было заведомо важное и даже почти убийственное!

Прибыли. Император Николай действительно был занят министрами, но не совсем на недолго. Константин Николаевич даже не решился отойти в Зимнем дворце до жены, которая была еще здесь неподалеку.

Министры вышли вместе. Но при этом, если Нессельроде с ними поздоровался, но сухо — дескать, я на вас по-прежнему недоволен, то князь Долгорукий, наоборот, оказался подчеркнуто вежлив и доброжелателен. Он даже шутливо попенял, что государь-император так торопился к ним, что даже сократил их доклад. А ведь речь шла о возможной войне с Англией. А, по сути, и с Европой, поскольку эта страна с Россией никогда одна не воевала.

— Во как! — обменялись взглядами жандармы, — а они-то думают, что монарх их не очень-то ждет. Еще как ждет! И не пожалеет!

— Нуте-с, господа, я жду! — сказал Николай нетерпеливо при их появлении и почти потребовал: — я, надеюсь, ваше дело действительно сложное и срочное, а то вы мне весь рабочий день угробили! А мы тут почти к войне готовимся!

— Так точно, ваше императорское величество! — отрапортовал Константин Николаевич, — сейчас мы вам все расскажем! Это настоящая бомба!

Вообще-то, поначалу предполагалось, что будет докладывать сам шеф жандармов. Это и по должностному положению и по личному состоянию. Великий князь полагал, что ему расти уже некуда и незачем рваться. И так именно для него император создал высокий партикулярный чин 1-го класса!

Но потом, по мере роста напряженности, Бенкендорф стал нервничать и сам решил, что чего-нибудь напутает и откровенно наврет. Ведь именно великий князь автор этой пертурбации. Вот пусть он и расскажет в присутствии шефа жандармов, чтобы его императорское величества не думало, что его товарищ шефа жандарма роет под своего начальника.

И великий князь хладнокровно доложил августейшему повелителю:

— Ваше императорское величество, это дело непосредственно развивалось перед вами и, собственно, вам и пришлось его начинать. Поначалу, это было, как дело о краже бриллиантов вашей любимой дочери и моей не менее любимой жены Марии Николаевны. Это когда вор в законе, ныне покойный Андриан Два Пальца, запугав ее горничную Анюту, выкрал драгоценности у великой княгине. Сейчас же трудно сказать, была ли это инициатива уголовника, или сами дипломаты увлеклись, но главная-то цель была другая — ваши бумаги!

Николай практически оторопел. Все текущие дела, до этого казавшиеся очень важными, были отодвинуты. Он нетерпеливо посмотрел на Константина Николаевича, мол, рассказывай дальше.

Попаданец пожал плечами. Разумеется, он может! Продолжил:

— Бриллианты мы все же нашли, но главного грабителя и инициатора Вильяма Алертона арестовывать не стали. И эти наглые англичане, увидев, как легко им все сходит с рук. Продолжили воровать, уже обратив внимания на вашу священную регалию — скипетр. Причем, о бумагах они не забыли, да им и не дал Лондон. А частые запросы о платине, которой английские денди действительно были заинтересованы, видимо, маскировали их корыстные дела.

Итак об императорской регалии. Опустив ряд ступеней (чтобы не показывать присутствующих здесь господ дураками), сразу перейдем ко второму этапу, когда стало очевидно, чтоэто дело оказалось лишь частью большого так называемого платинового дела. Какое здесь было прикрытие, а какое основное, я, честно, говоря, уже не скажу.

— Гхм! — гулко крякнул император, то ли возражая, то ли просто прочищая свое горло.

Константин Николаевич на это не стал акцентировать, лишь отметил, что это уже в прошлом, поскольку сегодня стало ясно — оба они — какое во-первых, какое во-вторых не известно — оказались прикрытием. Было ли это придумано заранее, либо стало экспромтом даже для самих господ англичан, в любом случае — на сегодняшний день они придумали сильнейшую провокацию.