Мораль: Иногда кажущаяся победа поворачивается к тебе совсем иным местом.

***

Один не в меру болтливый наемник по прозвищу Тотертайх утверждал, что победил смерть. Он дрался на дуэлях, проворачивал разные темные делишки, подшучивал над уважаемыми людьми — и умудрялся выбираться из самых заковыристых ситуаций. В конце концов, им заинтересовалась Инквизиция, и Курт Гессе лично изловил еретически настроенного хулигана. Тот был подвергнут допросу, в том числе и при помощи экзекуторов. Через неделю наемника сожгли по обвинению в богохульстве. А еще через месяц Курт получил письмо, в котором было сказано: «Неплохо, совсем неплохо, майстер Мрачный Умник. С дыбой и клещами так вообще отлично вышло. Не скучно. Ладно, еще встретимся. И помни: я люблю дёнер!»

Мораль: Иногда засранцы остаются безнаказанными, даже если с ними работает сам Молот Ведьм.

Автор: Дариана Мария Кантор

Краткое содержание: первое полнолуние, выпавшее у Макса из памяти

Этой ночи Макс ждал со страхом и надеждой. С бесконечным, как небо, страхом и маленькой, как звездочка, капелькой надежды.

Когда «недомогание», с каждым повторением усиливаясь, и в третий раз вернулось под полнолуние, мальчишка припомнил читанную в доме священника книгу о ликантропах. Может, конечно, автор все врал, но если нет... Бедная мама. Бедные соседи. Пусть они скверные люди, но никто не заслужил, чтобы его сожрал бешеный волк! Если на то пошло, Макс вообще не хотел никого убивать. Может, конечно, еще ничего и не случится. Он просто ляжет спать, и не будет ни озноба, ни ломоты в костях и мышцах, ни мутящихся мыслей. Мальчишка весь месяц молился об этом.

И вот настала решающая ночь. Солнце уже село. Макс глядел в окно, провожая последние лучи, наблюдая, как опускается мрак, и прислушиваясь к себе. Становилось все темнее, но ничего странного он не замечал. Быть может, все-таки...

Зашла мать. Пожелать доброй ночи и, наверное, проверить, что он в порядке. Пожелала. Задержалась на пороге, медля уходить, и тут взошла Луна.

Максу показалось, что сама душа его устремилась прочь из тела, с болью и кровью вырываясь наружу из каждой косточки, из каждого клочка кожи. Это было то же чувство, что в прошлые три раза, только сильнее. Тело будто сминалось и растягивалось, как если бы он был комом теста, а какая-то огромная хозяйка собралась налепить из него пирожков. Только замесить сперва как следует.

Когда мать вышла, мальчик не заметил. Расслышал только сквозь шум в ушах щелчок запираемого замка и порадовался про себя. Промелькнула мысль, что зря он не убежал в лес, но додумать ее мальчишка не успел. Все тело словно свело судорогой, и этот новый приступ боли едва не заставил потерять сознание. Макс обессиленно сполз на пол и обхватил себя руками за плечи. Не то чтобы это помогало, но устоять на ногах не было никакой возможности. Казалось, что кости вдруг перестали подходить ему по размеру и форме и теперь вот-вот сломаются и вырвутся окровавленными осколками наружу. Его будто тянуло одновременно во все стороны и выкручивало, как половую тряпку.

Хотелось выть, но мальчишка из последних сил молчал, сцепив зубы. Слишком боялся услышать вместо своего голоса жуткий звериный вой.

Макс не понимал, за что ему это. Что такого он сделал, что Бог покарал его настолько страшным проклятием? Хотел было молиться, но в затуманенном болью сознании не осталось ни строчки из Священного Писания. Какая уж тут молитва, когда тебя того и гляди в буквальном смысле вывернет наизнанку!

Плечи ожгло резкой, дергающей болью, по рукам потекло что-то горячее. Макс зашипел, скосил глаза и увидел, что на пальцах успели вырасти когти. Они пропороли кожу на плечах и теперь впивались все глубже, превращая саднящие царапины в горящие болью глубокие борозды с развороченными краями, из которых, сбегая тягучими струйками к локтям, все быстрее вытекала кровь. Одуряюще ароматная кровь...

* * *

Зверь не понимал, за что ему это. Что такого он сделал, что оказался заперт в бесполезном, неуклюжем теле, которое даже бежать толком не способно, ведь передние лапы короче задних. Про то, чтобы рвать желанную добычу и глотать горячую кровь и сочное мясо, и говорить нечего. Разве такими зубами что-нибудь прокусишь? Разве таким носом учуешь добычу?

Зверь рвался на волю. Прочь из этого неудобного, связывающего тела. Волк чувствовал, что сам он находится внутри, зажатый, сдавленный и скованный в неподходящей ему по форме и размеру оболочке. Сбросить бы ее. Выбраться. Изодрать в клочья и встать на свои, привычные четыре лапы. Встать и мчаться прочь. Бежать. Выслеживать. Рвать!

И он рвал. Раздирал каким-то чудом прорвавшимися наружу когтями ненавистную человеческую плоть и то, что у этих двуногих вместо надежной меховой шубы. Катался по полу, пытаясь дотянуться, изогнуться, вырваться наружу.

Но проклятая ловушка не отпускала. Оставленные когтями раны сильно болели, выводя из себя еще больше. Зверь рычал и выл от боли и ярости, но проклятое человеческое тело лишь сильнее сдавливало его. А Луна, напротив, тянула наружу. И от того, что он застрял между внутри и снаружи, самому зверю делалось еще больнее.

Он все рвался и рвался, казалось, лишь усиливая собственные страдания, пока, наконец, волна боли при очередной попытке освободиться не оказалась такой сильной, что зверь ослеп и оглох, провалился в теплую, пустую темноту.

* * *

Макс пришел в себя на полу посреди комнаты. В окно заглядывали первые рассветные лучи. Он не помнил, как оказался на полу, не помнил, как ложился спать. Только что мать зашла пожелать спокойной ночи и помедлила на пороге...

Ну конечно! Полнолуние!