Восторженный вопль чуть не оглушил Хагнера. Он даже втянул голову в плечи, а потом отвесил челюсть, не зная, что сказать. Наконец, когда излияния восхищений поутихли, «un licantropo» удалось перехватить нить беседы:

— Подожди, подожди… И тебе совсем не страшно? Знаешь, я как-то не привык…

— Не-а! — безапелляционно заявила девушка, вскакивая на ноги и устремляясь к кувшину с вином. — Я с детства любила слушать волчий вой. В нем всегда было что-то… манящее. Притягательное. А когда senor моего отца изловил одного — я полюбила пробираться к клетке, и мы сидели, смотрели друг на друга. Порой волк даже давал себя гладить…

Вздохнув, испанка протянула Максу вновь наполненную чашу, села на лежанку и похлопала ладонью рядом с собой. Не подчиниться было бы невежливо. Рассказ же следовал своим путем:

— В какой-то из дней я не выдержала и выпустила зверя, — слово отозвалось внутри, но Хагнер стиснул зубы и промолчал, — после чего в клетку посадили уже меня. Senor грозился выпороть, а отец похитил ключи и выпустил меня, словно того же волка. Пришлось бежать, и бежать далеко… — взгляд девушки затуманился. — Я прибилась к бродячим артистам, научилась жонглировать и владеть телом, выступая на канате. Потом вместе с ними перебралась в Италию, стала называть себя Джулией… Там и открыла в себе желание: дарить любовь и получать за это, — шаловливая улыбка, — знаки внимания, выраженные в серебре и золоте. Это, знаешь, как вторая натура, — снова улыбка, куда более хулиганская. Макс осознал, что ему нравится, как она улыбается — ему, только ему. Ну, в данный момент.

— Погоди, — уточнил он. — То есть, ты занимаешься этим по доброй воле?

— Конечно! — всплеснула та руками. — Во-первых, мне это нравится. Во-вторых, за это платят. В-третьих, я делаю доброе дело!

Не выпучить глаза стоило серьезных усилий. Видимо, на лице все же что-то отобразилось, поскольку девушка так же терпеливо, с пониманием пояснила:

— Ну вот, mira aqui (прим.: смотри сюда (исп.)). Ты пришел сюда, потому что у тебя звенят cojones (прим.: мужские гонады (исп.), буквально – «яйца») и в голове от этого полная mierda (прим.: дерьмо (исп.)). А я помогу тебе справиться с подобной неприятностью — и к тому же сделаю счастливым. И умений в этом деле мне не занимать, поверь… — нежные, но сильные руки снова обвились вокруг шеи Макса, и тот, не зная, что предпринять, промямлил:

— Но… Ты же видела, к чему это приводит. Я не хочу навредить. Верю, что ты сильна, верю, что ловка… Но я-то не человек. Точнее, человек, — напомнил он сам себе, — просто у меня есть una segunda naturaleza (прим.: вторая природа, вторая сущность (исп.)), — ага, вспомнилось-таки выражение из книг. Джулия рассмеялась и дунула ему в нос.

— Все-таки ты мужик. И как все мужики, страшно самоуверен. А может, — взгляд ее стал еще более глубоким, а одна из ладоней ловко скользнула ликантропу между бедер, — я и хочу, чтобы ты проявил tuya naturaleza segunda (прим.: твою вторую сущность (исп.))…

Ошарашенный, Макс не нашелся, что ответить. Его толкнули в грудь, и он распластался по лежанке, утонув в перинах. Губы девушки снова покрыли поцелуями его плечи, живот, спустились на бедра… Обхватили то, что составляло его мужскую суть. Пришлось вцепиться пальцами в покрывала.

— Порву же… — простонал юноша, ловя ртом воздух.

— Рви, — раздалось невнятное снизу, — оплачено. Барон был щедр, — снова пауза, звуки, вызывающие помутнение в голове, острые и горячие нити через все тело, волна, пульсация, ритм, — Вы с ним друзья?

— Мы с ним… Ооо… Как ты это… Мы с ним… ах ты, хулиганка! Да, да, да, друзья, о Боже!

Губы, пальцы, язык — все это работало слитно, совместно, как тело борца в поединке. Все движения и намерения были направлены на одно: извлечь зверя. Разбудить волка. Поднять тьму. Макс решил предупредить:

— Если… Если я обернусь. Я контролирую себя. Но могу не рассчитать силы.

— Не считай, — промурлыкали снизу. — Сейчас не то время и не то место. Ну же, сделай это. Я хочу!

Помолившись крепче, чем когда-либо, и попросив прощения у всех возможных святых, юноша приподнялся и положил ладонь на голову испанки. Та понятливо отодвинулась. Во взгляде посверкивали отблески от светильников — или то было жгучее любопытство?

Переход был на удивление легок. Словно зверь внутри только и ждал того, чтобы его выпустили наружу. «Ша! — пригрозил ему Макс. — Помни: я все еще человек! И я управляю тобой!» Волк подчинился. Он признал главного. Это внушало уверенность.

Джулия снова обошла его кругом. Ее запах усилился, дыхание очевидно сбивалось. Как она ни храбрилась, но заметно было: девушке не по себе. Ликантроп медленно приблизился и потерся мордой о ее бедро. Ладошка легла меж ушей.

— Ты понимаешь, что я говорю? — голос хозяйки стал тонким от волнения. Макс кивнул, потерся еще раз и лизнул кончиком языка предплечье. Испанка в ответ облизнула губы.

— Да… Да, я понимаю. Теперь я понимаю. Ты не просто lobo (прим.: волк (исп.)), ты un lobo grande (прим.: здесь – великий волк (исп.)). И знаешь… — теперь она говорила низко, хрипло, чуть ли не сбиваясь на шепот, — знаешь… Это безумно заводит!

Плавно, текуче, звериным движением Джулия опустилась на колени. Прогнув спину, она стояла перед Максом на четвереньках. Руки согнулись в локтях, голова ее опустилась на пол, на дорогой ковер — и теперь девушка искоса, с ожиданием во взгляде, смотрела на волка. Она звала. Она просила. Она требовала.