Запыхавшись, я вошла в отделение… и снова наткнулась на Кравицкого, стоящего у поста дежурной сестры. До своего кабинета, судя по всему, он еще так и не дошел.

– Доброе утро, Кристина Станиславовна! – первая поздоровалась со мной медсестра.

– Доброе утро, Кристина Станиславовна, – следом произнес Кравицкий, искоса глянув на меня.

– Доброе утро, – ответила обоим и, не смотря в ту сторону, промчалась мимо, прямиком в ординаторскую.

– Как ночь? – спросила Никиту, который с уставшим видом хлебал кофе из своей большой кружки.

– Как всегда, – ответил тот. – Осталось еще продержаться до вечера. Кстати, там твоя пациентка с многоводием… Не нравятся мне ее показания. Отправил на повторные анализы, скоро будут готовы, посмотришь уже сама, короче.

– Хорошо, спасибо. – Я открыла дверцу своего шкафчика и стала переодеваться. Никита деликатно отвернулся. – Не помирились с женой?

– Нет. Да и когда? – он пожал плечами.

– Ну мало ли… – вздохнула я.

Ответом мне тоже был тяжелый вздох.

В коридоре я опять увидела Кравицкого. Да что ж такое!

– Мне кажется или ты меня избегаешь? – спросил он, перехватывая мой взгляд.

– Тебе кажется, – ответила я как можно бесстрастнее.

– Тогда ты будешь не против, если я проведу обход вместе с тобой? – Кравицкий чуть улыбнулся.

– Как же я могу быть против, Роман Валерьевич? Вы же заведующий, – я вновь не удержалась от колкости.

– Вот и замечательно. Тогда идемте, Кристина Станиславовна?

Я ничего не ответила и первая двинулась в сторону отделения стационара.

Пока я осматривала и опрашивала пациенток, Кравицкий преимущественно молчал, не лез с вопросами и советами, но внимательно наблюдал за мной, словно испытывал. Это начинало нервировать, но я старалась не показывать вида.

Когда мы вошли в палату к той самой пациентке с многоводием, то сразу было заметно, что ей хуже: нездоровая бледность и отечность только усилились.

– Как вы себя чувствуете, Ангелина Юрьевна? – спросила я, забирая у медсестры свежие анализы.

– Очень голова кружится, и давит все внутри, – тихо отозвалась она, приоткрывая глаза. И вдруг встрепенулась, глядя на Кравицкого: – Рома, ты? – Ее губы растянулись в улыбке.

– Лина? – Тот наморщил лоб, озадаченность на его лице постепенно сменялась узнаванием.

Сердце неприятно кольнуло. Они знакомы? Откуда? И как близко?

– Да, Лина Тарасевич! Теперь уже, правда, Валеева. – У нее даже взгляд прояснился, а улыбка стала шире и кокетливее. – Сто лет как не виделись! Ты здесь работаешь?

Черт, да она флиртует с ним! И он, похоже, не против!

– Ну да, давно, – Кравицкий усмехнулся, бросив взгляд на ее живот.

– Да-да, я тут вот уже не одна. – И она погладила свой живот. – Не знала, что ты тут работаешь. Врачом?

– Заведующим, – коротко ответил он.

– Правда? – Валеева попыталась сесть. – Как здорово! А мне тут говорят, у меня что-то с анализами, вот, на сохранение положили…

– Да, анализы у вас плохие, – вставила наконец я. – И КТГ плода – пять баллов. Учитывая ухудшение в состоянии как матери, так и ребенка, я настаиваю на экстренном кесаревом сечении.

– Как кесарево? Это точно надо? – Валеева еще крепче обхватила свой живот. – Я боюсь. Рома? Это точно? Посмотри сам!

Во мне стало закипать раздражение. Мало того, что эти двое оказались хорошо знакомы, мало того, что эта Валеева строит Кравицкому глазки, будучи с ребенком в критическом состоянии, так она еще и ставит под сомнение мою компетенцию… Я молча передала Кравицкому ее карту и сжала зубы, чтобы не сказать ничего лишнего. Грубого.

Вот какого черта он поперся со мной на обход?

– Да, я согласен с Кристиной Станиславовной, – услышала вскоре его ответ. – Нужно готовиться к кесареву. У ребенка развивается гипоксия, если не поторопиться, то можно его потерять.

– Так что готовимся к операции, – сказала я медсестре. – Какая операционная свободна?

– Вторая, – ответила та.

– Отлично, скажите, чтобы готовили ее…

– Рома, а разве не ты будешь мне ее делать? – жалобно произнесла Валеева. —

– Но я, вообще-то… – начал Кравицкий.

– Пожалуйста, я хочу, чтобы это был ты! – перебила она испуганно и капризно одновременно.

Кравицкий растерянно посмотрел на меня. Я спокойно выдержала этот взгляд, вопросительно изогнула бровь, ожидая его ответа. Пойдет на поводу у знакомой или нет?

– Хорошо, но я буду только ассистировать Кристине Станиславовне.

– Прекрасно, – отозвалась я прохладным тоном и направилась к двери.

Обычно я не позволяю эмоциям вмешиваться в работу, даже если пациентка по каким-то причинам вызывает неприязнь, стараюсь оставаться беспристрастной и во время операции полностью абстрагируюсь от всего. Но сегодня мне с трудом удавалось справиться с этим пагубным чувством, и все из-за одного человека – Кравицкого. Впрочем, до того, как стало понятно, что они хороши знакомы с Валеевой, я и вовсе не испытывала к ней никакого негатива, напротив, только сочувствие и беспокойство за ее ребенка.