Жизнерадостная, чудаковатая, как будто не от мира сего. На ней сине-белое платье, окрашенное в технике тай-дай и напоминающее гигантскую версию «глаза от сглаза», и неоново-оранжевые солнцезащитные очки.

Мама переводит взгляд с одной на другую, на её лице отражается лёгкое недоверие. Её можно понять.

Они нисколько не похожи на родственниц. У Лары блестящие чёрные волосы и слегка смуглая кожа, а у Филиппы светлые локоны и такая бледная кожа, что её можно принять за призрака.

— Грубо, — говорит Джейкоб.

— Ты ужасно молода для тёти Лары, — говорит мама.

— Да уж, — отвечает Филиппа так, будто удивлена не меньше.

— Филиппа скорее моя двоюродная тётя, — поясняет Лара, бросая на медиума выразительный взгляд.

Однако Филиппа его совершенно не замечает и говорит:

— На самом деле мы даже и не родственницы. Просто моя мама — жена брата сына…

И взмахивает рукой, как бы говоря, что остальное неважно.

— Но вы, должно быть, близки, — говорит папа. — Раз Лара проделала весь этот путь.

— Это правда, — подтверждает Лара, но при этом смотрит на меня, и в моей груди — прямо там, где находится нить, — разливается тепло. Потому что Лара проделала весь этот путь ради своей подруги.

— О, бенье! — восклицает Филиппа и, не успев донести вкусняшку до рта, просыпает всю пудру на платье. И не то чтобы сильно парится из-за этого.

Филиппа и Лара придвигают ещё два стула к нашему столу и устраиваются. И при всей разношёрстности нашей компании — два исследователя паранормальных явлений, два члена съёмочной группы, два члена Общества, две промежуточницы и призрак — на некоторое время мы все становимся просто группой людей, обсуждающих истории за десертом.

В какой-то момент мы с Ларой переглядываемся. Пока взрослые обсуждают постпродакшн шоу, я беру её за руку и встаю.

— Мы пойдём погуляем, — говорю я, уже выводя её на солнце. Джейкоб не отстаёт от нас.

— Не уходи далеко, — предупреждает Мама.

— Мы останемся на площади, — заверяю я.

Солнце палит нещадно, и мы идём, перепрыгивая через лужи в тени.

— Мне бы хотелось не возвращаться, — тихо говорит Лара. — Но есть и плюс: сегодня утром Филиппа привела меня к Обществу, и они наконец согласились принять меня в свои ряды.

— Это потрясающе! — восклицаю я.

— Ну, только в качестве почётного члена, пока мне не исполнится шестнадцать. Но я так просто не сдамся. Как я уже говорила Рене, смерти неважно, ребёнок ты или взрослый, так почему же Общество ставит возрастные ограничения? Чем плохо то, что мне двенадцать?

— По тебе не скажешь, что тебе двенадцать, — говорит Джейкоб. Не уверена, задумывал ли он это как комплимент, но Лара улыбается в ответ.

— Оу, спасибо. — Улыбка быстро пропадает. — Они ещё о многом не знают, а я твёрдо намерена рассказать им всё: о нас, о том… месте, где мы вчера были. — Она слегка передёргивает плечами. — Я чувствовала себя такой беспомощной.

— Но это не так, — говорю я. — Ты сражалась с нами на Мосту. Ты отвлекла Эмиссара.

— После того, как ты спасла меня. Не будь тебя там, в больнице, не факт, что я бы…

Сжимаю её ладонь.

— Но ты сейчас здесь.

Лара тяжко вздыхает.

— Раньше быть промежуточником казалось просто. И не пойми меня неправильно, мне нравится принимать сложные вызовы, но порой я скучаю по тому, как просто было охотиться на призраков раньше. Без обид, Джейкоб, — добавляет она.

— Всё нормально, — отзывается он, шаркая носком.

Вуаль рябит вокруг нас, принося дым и звуки джаза. Кажется, я знаю, какой подарок на память понравится Ларе Чаудхари.

— Эй, — говорю я. — Хочешь поймать серийного убийцу?

Тёмные брови Лары приподнимаются. И затем губы расплываются в улыбке.

— Почему бы и нет?

* * *

— Что ж, так намного лучше, — говорит Джейкоб, когда мы проходим через Вуаль.

Он осматривает себя с явным облегчением от того, что по эту сторону завесы он чуть более плотный.

Джексон-сквер вокруг нас вся в огнях, лучах солнца, криках и песнях. Чем дольше я нахожусь в Новом Орлеане, тем больше понимаю, насколько подходит ему эта странная, хаотичная мелодия.

К слову о музыке, я внимательнее прислушиваюсь к мелодии. Следую за ней мимо карет, через толпу и выхожу к джаз-бэнду, играющему с краю площади.

И вот он — стоит, прислонившись к тому самому столбу, с шляпой, сдвинутой на глаза, и топором на плече. Что хорошо в призраках за Вуалью, так это их постоянство: они всё время действуют по одному и тому же сценарию во временной петле.

— Новоорлеанский дровосек, — радуется Лара. — Какая удача. Вы же знаете, что его так никогда и не поймали? Но здесь, в Вуали, топор выдаёт его с головой.