— Всю жизнь Померанцева окружали друзья и женщины, — задумчиво сказал Горчаков.

— Женщины? — переспросил я.

— Вот именно, — кивнул князь.

Он наклонился ко мне и понизил голос.

— Одно время в светском обществе ходили слухи, что Померанцев ухаживал за тётей нынешнего императора, и его ухаживания были приняты. Но это исключительно между нами, Александр Васильевич.

— Разумеется, Николай Андреевич, — кивнул я. Вот как? Ухаживал за тётей императора?

— Чему здесь удивляться? — пожал плечами Горчаков. — Все мы не без греха. А принцесса тогда была молода.

— И что же случилось потом? — спросил я.

— Неожиданно Арсений Глебович решил забросить искусство, — ответил Горчаков. — Он отменил все заказы и никому ничего не объяснил. Продал свою мастерскую, купил дом где-то на Городовом острове и заперся в нем. Через несколько лет о скульпторе всё забыли. Одно время его имя периодически всплывало в светских разговорах, но всё это быстро сошло на нет. Вы же знаете, у людей каждый день появляются новые интересы.

Горчаков помолчал.

— Но настоящие ценители, разумеется, и сейчас помнят Померанцева. Поверьте, Александр Васильевич, это был великий мастер. Как жаль, что он умер.

— Но чем же он был так велик? — удивился я. — Неужели лучше многих других скульпторов?

— Он был выше всех на целую голову, — ничуть не сомневаясь, заявил Горчаков. — А то и на две головы, и я нисколько не преувеличиваю.

— Что ж, — усмехнулся я, — теперь мне ещё больше хочется взглянуть на его работы. Вы покажете мне?

— Разумеется, Александр Васильевич.

Князь сделал приглашающий жест рукой.

— Прошу за мной.

Князь Горчаков лично проводил меня в огромный зал на первом этаже своего особняка. Высокие потолки зала украшали фрески. На стенах были развешаны картины. Многие работы были очень старыми. Я заметил, что краска на картинах покрылась паутиной тонких трещин.

— Это всё оригиналы, — небрежно сказал Горчаков, но в его тоне я расслышал гордость ценителя.

В простенках между окон стояли изящно выполненные вазы из темно-красного кварца и зеленого малахита. А посередине зала я увидел скульптурную группу, о которой говорил Горчаков.

— Эта работа называется «Прощание», — тихо сказал Горчаков, и я услышал, что голос князя дрогнул.

Я подошел ближе и с интересом взглянул. Скульптура представляла собой юношу и девушку, которые прощались на морском берегу. Я понял это по мраморной волне, которая захлестнула ноги юноши. Скульптор поразительно точно передал все детали и выражения лиц.

Я понял, что эти двое любят друг друга. Но в позе юноши была решимость и готовность уйти, а сомкнутые на его шее руки девушки выражали отчаяние и желание удержать. Чем дольше я смотрел на эту скульптуру, тем отчетливее понимал, что юноша и девушка никогда больше не встретятся.

— Вы почувствовали, Александр Васильевич? — тихо спросил меня Горчаков.

— Да, — согласился я, — это действительно трогает до глубины души.

Скульптор умудрился вложить в холодный камень такие мощные эмоции, что они пробирали до мурашек.

— Теперь я понимаю, почему в свое время Померанцев был так знаменит, — сказал я.

Мы еще немного полюбовались скульптурой.

— Что ж, Николай Андреевич, благодарю вас за помощь, — наконец, сказал я. — Сообщите мне, когда Юрий Николаевич приедет в столицу. Я непременно выберу время, чтобы встретиться с ним.

— А почему вы так заинтересовались Померанцевым? — спросил меня Горчаков.

— Простое любопытство, — улыбнулся я, — услышал его фамилию и решил узнать, что это был за скульптор. Теперь моя жизнь стала несколько богаче.

Князь Горчаков сам проводил меня до ворот и на прощание подал руку.

— Всего вам хорошего, Александр Васильевич, — сказал он. — Искренне рад нашей встрече.

Я вышел из княжеского особняка на набережную реки Фонтанки, пересек мостовую, облокотился на чугунные перила и стал думать, что делать дальше.

Мимо неторопливо проплывала пара упитанных столичных уток. Они чуть покачивались на темной воде. Одна из уток недовольно закрякала. Наверное, она требовала хлеба. Я с улыбкой развел руками.

— Прошу меня извинить, ваше пернатство, я сегодня налегке.

Да, Арсений Глебович Померанцев, этот странный отшельник, который много лет прожил в одиночестве в старом доме на Каштановом бульваре, и в самом деле оказался очень талантливым скульптором. Пожалуй, даже гениальным.

И, подумав так, я ничуть не преувеличивал. Когда я вспоминал увиденную мной скульптуру, у меня по спине пробегали мурашки.

Поразительная работа, просто поразительная!

Разумеется, что человек с таким талантом был хорошо известен в столичном мире. Это я ничего не знал о нём, но мне простительно. У меня никогда не было времени интересоваться искусством.