— Максимум месяц-два, — я смотрел на биржевую ленту, выстукивающую новые рекорды Dow Jones. — Потом придется либо снизить показатели, либо принимать на себя еще больший риск.

— Это не понравится мистеру Массерии, — заметил Кляйн. — Он ожидает стабильную прибыль.

— Придется подготовить его к мысли о более длительных инвестициях, — я открыл ящик стола и достал запечатанный конверт. — Это квартальный отчет для Национального совета. Предлагаю временно задержать его отправку.

— Есть причина? — насторожился Кляйн.

— Предосторожность, не более, — я положил конверт обратно. — Я хочу убедиться, что система полностью защищена, прежде чем демонстрировать наши результаты. Кроме того, нам нужно время, чтобы подготовить объяснение будущего замедления.

Кляйн неохотно кивнул:

— Хорошо, мистер Стерлинг. Я передам мистеру Мэддену ваши соображения.

— И еще один момент, — я подал знак О’Мэлли, и он запер дверь. — Те семь миллионов в высокорисковых активах. Мы должны начать их постепенное перемещение в более безопасные зоны. Я подготовил план. Вся операция должна занять около месяца и выглядеть как обычная ротация портфеля.

Я развернул перед Кляйном детальную схему перемещения активов. Бухгалтер изучал ее с профессиональным восхищением:

— Изящно. Никто не заподозрит реальной цели.

— Главное скорость и секретность, — я сложил схему. — И еще одно. В два часа у меня встреча в «Zurich Manhattan Banking Association». Нужно проинспектировать наши резервы.

Кляйн кивнул и начал собирать бумаги в портфель:

— Ясно, мистер Стерлинг. Что-нибудь еще?

— Да, — я смотрел на него. — Вчера он срочно вызвал на встречу? Все в силе?

Кляйн кивнул.

— Требуется обсудить тревожную ситуацию. Вас будут ожидать с нетерпением.

Когда Кляйн ушел, я посмотрел на бумаги. Получится ли защитить все активы синдиката до краха? Если нет, я долго не протяну.

Впрочем, даже если мы сможем сохранить хотя бы половину, это уже будет победой. После краха эти деньги превратятся в настоящее состояние. Но я собирался оставить все деньги в целости и сохранности.

Я подошел к стене, где висела карта с отмеченными инвестициями, и провел пальцем по линии восточного побережья. Когда придет буря, выживет только тот, у кого прочное убежище. Главное успеть до того, как разразится шторм.

После обеда я отправился в банк. Перед этим загримировался привычным образом, состарив и изменив внешность.

Белоснежное мраморное здание «Zurich Manhattan Banking Association» на углу Уолл-стрит и Уильям-стрит излучало надежность и консерватизм. Швейцарская педантичность чувствовалась во всем: от безукоризненно чистых ступеней до идеально отполированных бронзовых дверных ручек.

Мы с О’Мэлли вошли ровно в два часа пополудни. Банковский зал встретил нас сдержанной роскошью и атмосферой тихой сосредоточенности.

Мраморные колонны поддерживали высокий потолок с фресками, изображающими аллегории Процветания и Благоразумия. Безупречно одетые клерки двигались между столами с почти механической точностью.

К нам тут же подошел метрдотель в безупречном темно-сером костюме:

— Мистер Грей, мы ожидали вас. Господин Бернье уже прибыл и ждет в конференц-зале.

Нас провели через боковую дверь в коридор, а затем в лифт с медной решеткой и красным бархатным диваном внутри. Лифтер в белых перчатках нажал кнопку «B3» — третий подвальный этаж. Машина начала плавное движение вниз.

— Как давно вы знаете Бернье? — спросил О’Мэлли тихо.

— Достаточно, чтобы доверять его профессионализму, но недостаточно, чтобы доверять ему лично, — ответил я.

Лифт остановился, и мы вышли в прохладный, хорошо освещенный коридор. По обеим сторонам тянулись металлические двери сейфовых комнат, пронумерованные золотыми цифрами. Наш провожатый остановился у двери с номером сорок два.

— Господин Бернье ожидает внутри. Если понадобится что-либо, воспользуйтесь внутренним телефоном.

Комната за дверью оказалась просторным хранилищем с металлическими шкафами по периметру и большим столом из зеленого мрамора в центре. Альфред Бернье, высокий худощавый мужчина с идеально подстриженными седеющими усами, встал, когда мы вошли.

— Мистер Грей, рад видеть вас снова, — его английский звучал безупречно, с легким швейцарским акцентом. Бернье был одет в темно-синий костюм из фланели, который сидел на его худощавой фигуре как влитой. Безупречно повязанный галстук фиксировался золотой булавкой с крошечным бриллиантом, дорого, но не вычурно.