– Володя…

В дверь позвонили. Владимир пошел открывать, а после позвал Миру на кухню. Она в квартире имелась, но по назначению определенно не использовалась. Стерильная чистота, идеальный порядок и отсутствие даже намека на уют.

На столе Федор оставил покупки: пару судков, глиняный горшочек, закрытый промасленной бумагой, и пакет, одуряюще пахнущий выпечкой.

В животе заурчало. Мира ничего не ела со вчерашнего дня.

– Вот тут… - Владимир показал на стол. – И посуда… - Он махнул рукой в сторону буфета. – Разберешься? Прислуги нет, извини.

– Разберусь, - ответила Мира. – Спасибо.

– Поговорим потом, хорошо? Я пойду, матушка волнуется. Она ничего не скажет, но я знаю. Успокоить надо. Понимаешь?

– Понимаю, - согласилась она.

И поймала себя на том, что завидует. Ее матушке никогда-то дела не было, чем занята дочь. Мигрень. Вечная мигрень…

– Только не уходи, - попросил Владимир. – Я дверь запирать не буду, но не уходи. Не думай, что помешаешь. Это мой выбор.

Мира промолчала, так как оставаться не собиралась. Поест – это да. Потому что голодна до безумия. А дальше…

– Мира… - Владимир вдруг очутился совсем рядом. Не коснулся, но… - Мира, я не отступлю. И если ты уйдешь, если с тобой что-то случится… будет сложнее. Но и только. Это никак не поменяет моего отношения к ситуации. Поэтому пообещай, что останешься.

– Клятву дать? – усмехнулась Мира. – На крови?

Как же тяжело смотреть ему в глаза и играть безразличие! И так хочется отступить, сделать шаг назад, но ноги словно приросли к полу. А в пронзительно-голубых глазах… нежность? И кажется, что Владимир вот-вот коснется губами губ.

А еще он – менталист. Это Мира помнила. Потому заморгала часто и отвела взгляд. Может, он и не пытается ей что-то внушить, но ложь почувствует.

– Хорошо, я останусь, - сказала она. – Только ты… возвращайся.

– Да. Утром…

– Нет, сегодня. То есть… - Она перевела дыхание. – С матушкой поговоришь, и возвращайся. Пожалуйста. Мне страшно.

Если сейчас Владимир повторит, что здесь безопасно, что опасаться нечего…

– Хорошо, - кивнул он. – Вернусь. Ты поешь, и ванну прими. Чувствуй себя, как дома.

Он так и не коснулся Миры. Не улыбнулся ей. Вышел из кухни. И Мира слышала, как хлопнула входная дверь.

Она прислушалась к наступившей тишине. Там, где Мира снимает комнаты, о такой роскоши, как тишина, можно только мечтать. Актрисам платят немного. Приличное жилье, платья, драгоценности – это все от покровителей. Нет, деньги у Миры имелись, наследство князя. Но она это скрывала, жила на жалование. А на него квартиру в хорошем доме не снимешь. Чтоб тишина, и вода горячая в кране, и кухня…

Есть хотелось сильнее, чем мыться. В судках Мира обнаружила суп и кашу, в горшке – ломти жареного мяса, еще не остывшего. Первый голод утоляла жадно, не перекладывая еду в тарелки. Все одно, никто не видит. И, вцепившись зубами в теплую булку, вдруг заплакала.

Вспомнилось… Как после побега, проведя в дороге двое суток, очутилась в незнакомом месте. Денег не было, от голода и усталости темнело в глазах. Идти – некуда. И в голове – пусто. Даже страха тогда Мира не испытывала. Ей казалось, что жизнь закончилась. Без Вольки ее нет.

Но вот так, чтобы с моста прыгнуть или под поезд – нет. О таком она не думала. Полагала, что боги решат, жить ей или умереть.

Боги и решили. Вернее, богиня Жива. К ее капищу привела Миру дорога. Столб высотой в человеческий рост, с привязанными к нему липовыми вениками. И родник рядом.

Вода из родника утолила жажду, но не голод. Умывшись, Мира отдала богине последнее, что у нее оставалось – серебряное колечко, подаренное Волькой. Не такие дары Живе приносят, но Мира – от чистого сердца. И с просьбой, даже мольбой о помощи.

Жива дар приняла, исчезло колечко на алтарном камне. Сама не показалась, но прислала к капищу пожилую женщину. В платье не богатом, но и не бедном. И в шляпке с вуалью.

Женщина та Миру и пожалела, пригласила к себе, накормила. Вот и вспомнилось, что тогда Мира ела так же жадно, глотая слезы. Думалось, что это Волька помог, ведь его подарок приняла богиня. И сейчас – тоже он.

Мира заставила себя положить ложку. После доест. И отправилась за чистой одеждой к шкафу. Рубашку нашла, длинную, ей до коленей. И халат. В тот можно завернуться целиком, как в одеяло. Если позволили, почему бы нет?