Владимир не был уверен, что ощущает эмоции Оскара правильно. Вроде бы он не лжет. Но ведь оборотень! К тому же, кот.

Но и не пойти на встречу нельзя. Местные жители всяко больше о Лукоморье расскажут, чем скудные архивные записи.

За ужином Мира делала вид, что дуется на Владимира, и общалась исключительно с Красибором. Тому это явно льстило. Матушка к ужину вовсе не спустилась, передав, что не голодна и ляжет спать пораньше. Мира ушла к себе сразу после ужина.

Владимир с полчаса посидел с Красибором. Они обсудили завтрашние планы. К процедуре ментального считывания Красибор отнесся на редкость спокойно. Будто знал, что ничего у Владимира не получится? И это тоже казалось подозрительным.

А в спальне Владимира ждали. И, право слово, он искренне удивился такому неожиданному визиту.

Глава двадцать первая, в которой Любомира входит во вкус

Спать не хотелось совершенно. Если Мира и устала, то от вынужденного безделия. Не привыкла она на месте сидеть, да пейзажи созерцать. В театре вечный водоворот: репетиции, примерки, встречи, спектакли. Порой и поесть некогда.

Лидия Алексеевна рукоделием в дороге занималась, а Мира ничего и не умела толком. Белье заштопать могла, чулки. А чтобы вышивать или вязать, так у нее не получалось. Вот и читала матушкин дневник, да еще рисовала. Но рисовала мало, делала наброски карандашом. Пейзаж за окном менялся быстрее, чем Мире хотелось бы. Владимир, что сидел напротив, выходил плохо. Котик позировал неохотно, и отчего-то вместо него у Миры получался вихрастый мальчишка.

Так с чего ж устать?

И сейчас сидеть дома не хотелось, хоть и вечер. Однако Мира не рискнула отправиться на прогулку. Пожалела, что не попросила разрешения пользоваться библиотекой. В доме она имелась, и, наверняка, там есть, если не интересные, то всяко полезные книги.

А еще непривычно думать, что она, Мира, хозяйка этих земель. Хранительница. И если ее послушалось море, такое огромное, сильное… то и лес послушается? Или вот… дом.

К слову, дом бабушка передала сестре. Но и Лукоморье – тоже. А оно новых хранителей не приняло. А дом?

С фантазией у Миры никогда проблем не было. Она и в детстве придумывала всякие сказочные истории. Игры и проказы – тоже. А Волька хоть и читал много, а богатым воображением похвастаться не мог. Заводилой всегда выступала Мира, а он… расхлебывал. И страдал. Особенно, когда отец жаловался на его поведение Лидии Алексеевне.

Но сейчас Мира сама за себя в ответе. Можно и подурачиться!

Она провела ладонью по шершавой стене. И шепнула:

– Здравствуй. Ты мой… или нет? Может, ничей?

Никто ей, разумеется, не ответил. Но показалось, что скрипнули половицы.

– Отведи меня к Вольке, - придумала Мира. – Покажи путь. И чтобы никто не услышал.

Она представила, как на стене, рядом с трюмо, появляется дверь. Как она тихо открывается. И хотела рассмеяться, уж больно детской казалась эта фантазия.

А дверь появилась и отворилась. Беззвучно.

Мира ущипнула себя за руку. Это сон?!

Боль она почувствовала. А еще от настольной лампы отделилось светящееся облачко. Небольшое, оно переливалось золотыми и зелеными искрами. И давало достаточно света, чтобы не бояться шагнуть к тайному ходу.

Мира прихватила с собой мамин дневник. Если дом отведет к Вольке, то… это и будет оправданием вторжения.

Шаг, другой. Мира словно ступала по мягкому мху. Шагов не слышно, как она и хотела. И отчего-то совершенно не страшно!

Ход привел в чужую спальню. Мира заметила на кровати брошенные вещи. Знакомая одежда.

– Спасибо, - сказала она дому.

И дверь за ее спиной растаяла.

Владимир к себе еще не вернулся. Мира прошлась по комнате. Неразобранные чемоданы и сундуки слуги сложили у стены. Скорее всего, Владимир запретил им совать туда нос. Мира с Лидией Алексеевной всю дорогу посмеивались, что у Владимира вещей раза в три больше, чем у них, и трясется он над ними, как Кощей над златом.

– Что бы вы понимали! – фыркал Владимир. – Это моя лаборатория.

И, похоже, не только она. Кое-что из ящиков уже вытащили. Книги, например. Они стопками лежали на полу. Или вот… мольберт?! Мира не удержалась, наклонилась, чтобы рассмотреть получше. И точно, мольберт. А рядом, в коробке, краски и кисти. Карандаши. Бумага. Холсты. Растворители.

Сердце забилось чаще. Неужели это сюрприз? Насколько Мира знала, Владимир умел хорошо чертить, но не рисовать.

Как же приятно, что он такой заботливый!

Она отошла от коробки, села к ней спиной. И вовремя! В спальню вернулся Владимир.

– Однако… - протянул он, едва заметив Миру.

А она запоздало вспомнила, что явилась в спальню к мужчине поздно вечером. В ночной сорочке. С распущенными волосами.

И что он мог подумать?!

– А я… Вот! – Мира вытянула вперед руки, показывая Владимиру дневник. – Надо напоить его кровью. Ты сказал.

– И? – спросил Владимир, подходя ближе.

– Так я боюсь. В смысле, одна. Давай вместе?