Девушка сидела, задумчиво подпирая рукой щёку. Лёгкие летние платья и босоножки сменились на деловой костюм, гольф и высокие сапоги на каблуке. Всё ей чертовски шло, как обычно, кроме настроения.

— Поздравляю, Сергей. Ты — победитель.

— Да, гонка была непростая.

Включил тупого, прекрасно понимая, что она имеет в виду другое.

— Победитель по жизни. Думала, Лев Иосифович тебя в порошок сотрёт.

— И получил рикошетом. Его сгубила попытка устранить меня публично, а не тихо. В итоге горкому обещано перевести меня из Тольятти на родственный завод. Естественно — только с повышением в должности, предоставлением жилья и карьерной перспективой. Жду, обещают — вот-вот.

— Я в курсе. Он рассказал обо всём.

Значит, предварительные маневры сокращаются до минимума, можно стразу в лоб.

— Твоя личная жизнь меня не касается, разреши спросить только о том, что относится ко мне.

— Конечно.

Минорная и покорная до невозможности. Вообще ничего общего с той, перекошенной от злобы, что выпроваживала из квартиры с обещанием про «даром не пройдёт», другой человек — грустный и, прямо скажем, довольно милый в этой грусти. К кофе не притронулась, даже сахар не размешала. Только отщипнула мороженное, оставившее на ярко-красных губах белый след крема.

— Ты была беременна?

— Задержка очень долгая, больше месяца, правда была. А пятна на лице всего лишь обменные, но я взволновалась.

— А не подписав меня быть отцом, рассказала Гринбергу.

Она прижала ладонь ко лбу.

— Глупостей натворила — вагон. Разнервничалась из-за задержки. А ты… Не могу объяснить почему, но мне сразу очень понравился. Уверенный в себе, но не развязный. Цельный, перспективный. Необычайно чуткий в постели, всё время заботился, чтоб мне было хорошо. Добрый. Именно таких умные женщины выводят в генералы, это честнее, чем отбить генерала у первой жены.

— Что же тебе помешало?

— Нерешительность. Сразу надо было дать Льву отставку. Но с ним год вместе, привыкла. И просто привыкла, и к иждивенству. Квартира, обстановка, одежда, косметика. Второй оклад в конвертике — на булавки. Не проститутка, но содержанка.

— Давай без самобичевания.

— Хорошо… — она была сама покладистость. — А тут задержка. Лев сразу заявил: прерывай, но я не хотела. Вздумала найти ребёнку другого отца. Ты был идеальным вариантом. Но я переоценила твои чувства ко мне. Думала: влюбился по уши с первого свидания. Такой окрылённый был!

— То есть наживку заглотил. Значит, переезжай ко мне и у нас будет ребёнок — подсекание?

— Я не так хотела! Всё настолько неожиданно произошло… Ты сначала отказался от секса, предложив пить чай, что уже насторожило, поломало план. Про ребёнка не собиралась говорить, ты бы переехал, проверилась бы у гинеколога. Даже если не беременная — Гринбергу отставка, у меня другой мужчина живёт. Мне с ним лучше.

— Даже так? — я отодвинул мороженое, потерявшее всякий вкус.

— Но ты не торопился, я не понимала, что происходит, начала злиться и попробовала решить всё одним махом. От самоуверенности. Как меня, красивую такую, кто-то посмеет прокинуть? Ты раскрыл все карты и ушёл, а я злилась, потом разревелась. Из автомата позвонила Гринбергу домой, выплеснула наболевшее, глупее ничего не придумать. Он примчался к ночи, даже испугалась его — готов был меня убить. Ударил. И за измену с тобой, и за неразрешённую проблему с беременностью.

— Телега на завод?

— Сугубо его инициатива. Тоже на нервах, необдуманная. Нажал на связи в горкоме, из-за слушаний на заводе история стала широко известной и докатилась до мадам Розы. Она заявилась в приёмную с утра в понедельник и с порога выкатила ультиматум обследоваться. Врач сразу определил, что вычистка не показана. Ещё через день всё само разрешилось.

Наверно, в июле увлечённость застила мне разум. Видел теперь: Оксана красива, но не сверхъестественно. Наверно, запал на неё с первого мига и не мог оценить трезво.

Я — равнодушен к ней? Не вполне. Какая-та ссадина на душе осталась и кровит. Болит. Изнутри вырвались ненужные слова:

— Ну почему… Почему всё так?! Если бы призналась сразу, объяснилась… Ошиблась — бывает. Вырастили бы твоего еврейского мальчика, они умные, на скрипочке играют или в шахматы. Не беременна — и ладно, родила бы нашего общего. Всё решаемо, кроме…

— Кроме того, что не можешь мне простить продолжение встреч со Львом и ложь. Удар по лицу и я ему не простила. Теперь вообще одна. И одинока.

— Работу поменяла?

— Нет. По-прежнему сижу у него в приёмной. Когда проходит мимо, специально забрасываю ногу на ногу, чтоб бедро показалось в разрезе юбки. Он аж закипает, но всё, захлопни рот, не получишь.

— Уволить не пытался?

— Побоится обвинений, что сводит личные счёты. Ненавидит, но терпит.

Удивительно, как мадам Гринберг не заставила избавиться от смазливой секретарши. Или уверена, что именно Оксана больше не даст старому козлу?

Хоть он куда моложе меня в прошлой реальности.