Я обнял её. Не как любовницу, а целомудренно. Сестрица была чем-то похожа на меня, но те черты лица, что идут мужикастому мужику, на женском лице смотрятся избыточно. Слишком курносый нос, слишком широкие скулы. Но в целом — симпатичная, фигурка — загляденье, объективно не хуже, чем у Валентины. Скорее всего, просто не умеет управляться с парнями. И уж точно не способна вертеть ими как марионетками, что шикарно получалось у Марины, пусть не со всеми, но часто. Жаль, что они мало успели пообщаться. Пройдоха-адвокат могла бы передать простоватой Машке массу рецептов охмурения и манипулирования.

— Если в Минске мало тебе мужчин, город не оправдал моего доверия. Москва подойдёт? Конечно, это не Рио-де-Жанейро, не все в белых штанах, но как бы столица самого обширного государства на планете.

На её рожице мелькнуло смятение. Как харьковско-минская провинциалка впишется в общество москвичей и москвичек, считающих себя высшей расой по отношению к категориям «лимита» и «понаехали», понятия не имею. Сам буду из «понаехали», как, впрочем, и в прошлой жизни, не привыкать. С собой возьму Валю, мне столичные прынцессы не нужны, пусть сами заламывают руки при виде хорошо устроенного и неприступного мужчины.

Так, по крайней мере, казалось из Минска.

Как на Руси встречают непрошенных гостей

Два стула разъезжаются, одно очко не в состоянии их удержать, скорее порвётся по складке, это состояние хорошо знакомо по переводу из Тольятти в Минск, когда хотел остаться максимально лояльным и к прежнему работодателю, и уже начинал таскать каштаны из огня для белорусов.

Сложно? Да, но особенно неприятно, что на Автомобильный завод имени Ленинского комсомола (АЗЛК) меня никто оттуда не звал, не приглашал и не ждал. Года четыре назад Поляков навёл шороху, прямо на совместной коллегии его министерства и минторга снял Генерального директора Валентина Коломникова, публично выпоров. Причём в моей прошлой жизни ничего подобного не происходило, Коломников рулил заводом до постсоветского развала, долгое время успешно, а там начался переход на М-2141 с поэтическим названием «Алеко», переименованный в народе в «калеку».

Со смещением прежнего Генерального и увольнения руководящего состава Поляков кинул туда на первые роли управленцев из ЗИЛа. При них М-2140 получил апгрейд, отсрочив финансовую гибель завода. Использовав опыт Ижмаша, москвичи выкинули задний мост с рессорами, заменив на балку с пружинами, поставили двигатель, унифицированный по большинству комплектующих с вазовскими 1300 и 1600, и разработанную на ВАЗе коробку, частично слизанную с нивовской, с передачей крутящего момента на переднюю ось. Если бы не это, повторилась бы, наверное, судьба АЗЛК в известной мне версии истории, когда 2140, даже в экспортном исполнении, представлял собой лишь рестайлинговый М-412, который тоже мало ушёл от М-408. О том, чтобы поставить мотор поперёк и применить рейку вместо червяка, даже речи не шло.

Завод несколько ожил, когда по белорусскому примеру его малолитражки хлынули в такси. Не в Москве, конечно, накануне Олимпиады-80 это вообще моветон, столичным таксопаркам подкинули некоторое количество новых ГАЗ-24 вместо развалюх. Зато в областных центрах РСФСР и УССР «москвичи» прижились сразу. Вместо классического «вам шашечки или ехать» появилось «ждём волгу или едем». Белорусы и республики Прибалтики получили некоторое количество «Рогнеда МАЗ-21067», разумеется, с 8-клапанным двигателем и пониженной степенью сжатия под бензин А-76.

Не скажу, что всё это — сугубо моя инициатива и исключительно моя заслуга. Всего лишь где надо нашептал, в подходящем месте подсунул чертёж или эскизик, кого-то уговорил, что-то ввернул, воспользовался ситуацией… Знаю точно, без моего попаданческого прогрессорства перечисленные нововведения произошли бы гораздо позже и внедрялись иначе, вряд ли лучше.

На АЗЛК этого не знали. Или не хотели знать. Новый Генеральный директор Валерий Тимурович Сайков, пришедший с ЗИЛа со скромной должности, равной моей на МАЗе, наверняка наслышан обо мне от Полякова, являясь его выдвиженцем. Принял меня с самого утра в четверг 1 февраля — вежливо, но холодно. Если ожидал услышать восторженное «какая честь!» или «это же сам зачинатель реформы в автомобилестроении!», то меня постигло бы разочарование. Сайков исключительно себе поставил в заслугу переднеприводный М-2140 и не видел ни малейшего смысла от моего появления на заводе.

Мы сидели у него в кабинете вдвоём, разговор откровенно не клеился. Глядя на его интеллигентное, немного вытянутое лицо и равнодушные глаза за стёклами очков в дорогой оправе, вдруг подумалось: а что, собственно, терять? Если не найдём общий язык, и Сайков поставит перед Поляковым вопрос ребром «или я, или этот выскочка-автогонщик», выбор, естественно, остановится на Валерии Тимуровиче, мне ничего не останется, как вернуться в Минск. Немного смешно, потому что бумаги, обеспечивающие изобретателю С. Б. Брунову три сотни целковых в месяц, уже отправились в неотзывный поход. Что в Белоруссии, что в Тольятти их получу.

Сняв внутри организма предохранитель, я кинулся грудью на амбразуру.

— Валерий Тимурович, уважаемый, мы уже несколько минут не можем подойти к главному: отчего советский легковой автопром занимает место, очень близкое от характеризуемого словом «задница», и как из него выбраться.

Некоторую сонливость Генерального аж ветром сдуло.

— Это мнение Полякова?

— И его тоже. Но скорее — очевидное положение дел.

— А я, в кресле Генерального директора АЗЛК, этого не замечаю?!