Мои размышления прервал Раменский.

— И учитывайте ещё кое-что, — сказал он. — Мы предлагаем вам не просто текст с бумажек зачитывать. На самом деле, все эти выступления будут лишь прикрытием вашей основной деятельности.

А вот это уже было действительно любопытно.

— Какой? — спросил я.

— Об этом, если согласитесь, расскажет ваш куратор, — Раменский нажал кнопку интеркома. — Пригласите товарища Соколову.

— Я ведь ещё не сказал «да», — напомнил я.

— Вы скажете, — ответил нарком. — Не сомневаюсь.

Дверь открылась, и в кабинет вошла высокая стройная брюнетка в зелёном кителе и синей юбке.

— Садитесь, — кивнул ей нарком.

Девушка уверенно прошла к столу и расположилась напротив меня. Большие голубые глаза, тонкий нос, острые скулы, полные губы, слегка тронутые помадой телесного цвета. Никакого маникюра. Нашивки на её форме сразу дали понять, сотрудником какого ведомства она является. Не говоря уж о Знаке Почётного сотрудника КГБ СССР на груди.

— Нам нужен человек, который сможет под прикрытием работать в разных странах и даже, — Раменский поднял указательный палец, — в других мирах. Тот, для кого публичность станет маскировкой и откроет ему двери кабинетов высокопоставленных лиц.

— Иначе говоря, вы предлагаете мне шпионить для КГБ? — спросил я, глядя на девушку.

— Служить своей стране, — ответил нарком. — Разве вы этого не хотите?

Привезли меня обратно к самому подъезду. К недоумению сидевших на лавочке старушек. Когда проходил мимо, одна из них меня окликнула:

— Владик, а кто это тебя, а? Что за машина такая?

— По работе, — ответил я, улыбнувшись.

— Да ты разве работать начал? — удивилась бабулька.

— А как же. Советскому человеку без этого никак, — отозвался я и нажал кнопку домофона.

— Это кем же ты устроился, милок, что тебя на машине-то возят?

— Секрет, — отозвался я.

Хватит старушкам теперь на неделю пересудов.

— Кто там? — раздался голос матери.

— Это я.

— Владик? Открываю!

Когда поднялся на этаж, женщина бросилась мне навстречу.

— Отпустили! — воскликнула она. — Что от тебя хотели, сынок?!

— Надо нам поговорить, — ответил я, обнимая обхватившую меня руками мать. — Серьёзно. Нет, ты не волнуйся. Всё хорошо.

— Правда? Ты меня не обманываешь?!

— Нет, конечно. Идём, расскажу.

Открывать всю правду я не стал. Про настоящую работу умолчал. Оно и не положено было распространяться, понятное дело. Да я и сам не дурак. Так что рассказал только о внешней стороне того, что мне предложили.

— И ты согласился? — осторожно спросила мать, когда я замолчал.

— Пришлось, — слукавил я. — Нам всем это нужно.

— Да, наверное… Я понимаю. Ты хочешь начать новую жизнь. Да…

— Что-то не так, мам? Ты против?

— Нет-нет, — поспешно ответила женщина. — Как я могу? И Олечке будет проще… Конечно, так всем будет лучше, ты прав. Просто…

— Говори, — кивнул я. — Что тебя смущает.

Женщина робко взглянула мне в глаза.

— Я не думала, что ты сможешь… Тебе ведь придётся отречься от отца.

Этого я ей не говорил. Но, видимо, процедура была известная.

— Да, без этого никак. Но это же только формальность. Я не перестану его любить.

Странно было говорить это про человека, которого я не знал и даже никогда не видел. Но женщине нужно было это услышать.

— Конечно, — кивнула она и тяжело вздохнула. — Главное же то, что в сердце, да?

— Само собой.

— А слова… — она вдруг встала. — Ладно, ты, наверное, есть хочешь. Давай я тебе картошечку разогрею. — Ещё котлеты есть, — голос её дрогнул.

Она поспешно направилась к холодильнику и начала доставать из него кастрюли. Я смотрел ей в спину и чувствовал себя предателем. Хотя им и не был. Как-то ещё сестра воспримет новости. Она хоть и маленькая, но ведь не дура. Мда…

Разговор с матерью и предшествующие ему события меня умотали. Захотелось отдохнуть и переварить информацию. Выработать хоть какой-то план действий. Но для начала — отдохнуть.

Прикрыв дверь своей комнаты, я сел за комп.

В одном из нижних ящиков обнаружились беспроводные наушники с логотипом ТДС.

Запуская браузер, я не мог выбросить из головы слова, сказанные Натальей Никаноровной. Трактовать их можно двояко. С другой стороны… Это ведь не ко мне обращено, а к носителю. Женщина потеряла любимого мужа, рухнула вниз по социальной лестнице. Уборщица, бывшие друзья и коллеги смотрят косо. А я… От Владика мне досталась эмоциональная привязанность к родным. И беседа вызвала неприятные ощущения. Мать, вроде бы, и не осудила, но ведёт себя… отстранённо.