Шрифт:
— Вас понял. Постараюсь организовать всё так, чтобы ваша супруга осталась довольна, — улыбаясь, ответил я. — Тогда через неделю жду вас в Кунгуре.
— Михаил Константинович, слышал некий зеленоглазый блондин неведомым мне образом унаследовали род Черчесова. Не знаете, кто бы это мог быть? — спросил Титов, уже зная ответ.
— О! Дмитрий Антонович, я знаю этого человека так же хорошо, как самого себя. Приезжайте на бал и я вам всё расскажу.
— С превеликим удовольствием.
Я попрощался и почувствовал, что внутри разгорается приятное ощущение и даже нетерпение. Хочется как можно скорее организовать праздник и отвлечься от постоянных сражений и бытовухи. Всего один вечер общения, сплетен, смеха и веселья. Уверен, это пойдёт всем нам на пользу.
Дверь моей квартиры тихо отворилась и внутрь вошла бабушка. Маргарита Львовна двигалась медленно, с достоинством и той грацией, которую не смогли стереть даже годы. Она подошла ко мне, мягко положила руку на плечо.
— Миша, — произнесла она мягко, глядя на меня проницательными глазами, — слышала ты собрался устроить бал?
— Слышала или подслушала? — хитро прищурившись, спросил я.
— Это одно и то же, — отмахнулась бабушка, улыбнувшись.
— Да, бабуль; решил, что всем нам не повредит небольшая передышка, — произнёс я, погладив её по сморщенной руке, лежащей на моём плече.
— Ты молодец, — одобрительно сказала Маргарита Львовна. — Радуйся жизни, пока она у тебя есть. — Её голос приобрёл нотки печали, которые бабушка стремилась скрыть.
От её слов и у меня на душе стало тяжело.
— Мой сын Константин всю жизнь откладывал счастье на потом. Считал, что сперва надо выполнить долг перед родом. Завоевать новые земли, получить новый титул, заставить дрожать от страха тех, кто ещё вчера смотрел на тебя с вызовом. А радость он отложил на потом. И посмотри, к чему это привело… — Маргарита Львовна вздохнула, в уголках её глаз блеснули слёзы.
Я крепко сжал её руку.
— Теперь он гниёт в темнице. А в его жизни не было ничего, кроме бесконечных сражений, боли и потерь. Он не успел узнать, каково это — просто жить, без борьбы и постоянной тревоги, — голос Маргариты Львовны стал тише.
— Бабуль, я сделаю всё для того, чтобы спасти отца, — уверенно проговорил я, глядя ей в глаза. — Обещаю тебе, я вытащу Константина Игоревича.
Она внимательно посмотрела на меня и горько улыбнулась.
— Я верю тебе, Миша. Знаю, что у тебя хватит сил и ума для этого. Только прошу, — её голос слегка дрогнул, — не взрослей так быстро. Тебе всего пять лет, а уже зарос щетиной, как портовый забулдыга.
Она засмеялась, но было понятно, что она собиралась сказать что-то другое. То, что действительно тревожило её сердце, но не смогла. Решила оставить печаль в себе. Я её понимаю. Порой так и выглядит забота. Не обрушивать на близких груз собственных проблем, а держать их в себе. Однако, это разрушает изнутри. То, что можно было легко вынести вместе, становится неподъёмной ношей для одиночки.
Она помолчала ещё секунду, словно собираясь с силами, затем мягко сжала моё плечо, развернулась и собралась уйти. Но кто ж её отпустит? Я поднялся со стула и обнял бабушку. Маргарита Львовна шмыгнула носом и я почувствовал, как ткань на моей груди намокла. Так мы и стояли пару минут. Она плакала, я же набирался решимости сделать всё ради того, чтобы спасти отца. А потом она ушла, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Я ещё долго смотрел на закрытую дверь, чувствуя, как ей тяжело. Я дал обещание, и теперь его нужно выполнить. Однако, я знал: что бы ни случилось, я не должен рисковать собой. Если бабушка потеряет и меня, то её сердце попросту не выдержит. Жизнь слишком ценный дар, чтобы ею разбрасываться.
Вернувшись за стол, я нашёл в телефонной книге номер Сергея Алексеевича Малышева. Сделал глубокий вдох и набрал, ожидая ответа. Трубку долго не снимали. Я собрался сбросить вызов, но в последний момент всё-таки услышал голос Сергея Алексеевича. Звучал он спокойно, даже с лёгкой долей удивления:
— Михаил Даниилович, рад тебя слышать. Что-то случилось?
Даниилович? Проклятье. А это может стать проблемой. Ведь на балу встретятся те, для кого я Константинович и те, кто думают, что я сын Черчесова. Впрочем, своих людей я проинструктирую. Будут называть меня Данииловичем или просто «ваша светлость». Уж один-то вечер они смогут попритворяться ради меня.
— Добрый день, Сергей Алексеевич, — произнёс я, стараясь наполнить голос дружелюбием. — Хотел пригласить вас на бал, который я организую.
Малышев замолчал на пару секунд, явно размышляя. А когда заговорил, голос звучал осторожно и вдумчиво:
— Бал, значит? А что за бал такой? В честь чего решили устроить?
— В честь моего погибшего отца, — спокойно ответил я, чувствуя, как внутри кольнуло от воспоминаний. — А также в честь того, что нам удалось отбросить аномальную зону подальше от наших границ.
— Любопытно, любопытно, — протянул Сергей Алексеевич, задумчиво помолчав. — А кто там ещё будет?
Я слегка нахмурился. Его вопрос звучал так, будто он приедет лишь в случае, если будут высокородные особы, с которыми Малышев сможет завести дружбу. Впрочем, нет ничего дурного в его вопросах.