– Ты мне противен, – бросила я со всей ненавистью, которую питала к нему.

Андрас не просто самый подлый придурок, которого я когда-либо видела, – он олицетворял все, что я ненавидела в людях. Его не заботили чувства других, он безжалостно ломал чужие жизни, какими бы несчастными они ни были. Иногда мне даже казалось, что он искал самый изощренный способ причинить другому боль, как будто вид человека, захлебывающегося в страданиях, его забавлял.

– Мне не может понравиться кто-то вроде тебя.

Он молча наблюдал за мной. Все тем же взглядом, который значил все и ничего, непроницаемым и властным.

Почему он всегда так на меня смотрел?

– Молодец. Постарайся об этом не забыть.

Я отступила назад и почувствовала, как мои вены вскипают, когда он приблизился и прошел мимо, от него пахнуло чувственным, энергичным ароматом – ярким, как кровь. Андрас словно источал грубую, злую энергию, способную заставить любого внутренне съежиться в его присутствии.

Мне следовало придержать язык, промолчать и уйти, но я не совладала с собой.

– Почему ты так на меня смотришь?

Возможно, Андрас не ожидал этого вопроса, потому что замедлил шаг. Какое-то время он стоял неподвижно, а когда повернулся, так пристально посмотрел на меня, что я остолбенела.

– И как я на тебя смотрю, зверюшка?

– Перестань так меня называть! – выкрикнула я раздраженно, потому что знала: он дал мне это нелепое прозвище специально, чтобы унизить. – Меня зовут Мирея.

– Мирея… – медленно повторил он, глядя на меня. Он протянул «М», придав такой оттенок звуку, что на его губах тот принял скабрезный оттенок.

У меня скукожился желудок, когда я услышала, как мое имя прокатилось по его языку, как леденец, от которого крошатся зубы, уверена, я больше не смогу слышать его, не вспомнив, каким непристойным образом оно проскользнуло меж его губ.

– Не произноси его так, – сказала я сердито, и мои щеки покраснели. – Ты делаешь его грязным.

Андрас приподнял уголок губ, зажав сигарету между зубами. Он был похож на типа, которому просто-напросто нравится пачкать вещи, мять их и рвать на куски. И сама его душа казалась грязной и измятой.

– Ну кто-то же должен сделать его интересным. Ты так не думаешь?

Из моей груди вырвался протест, но что-то в его взгляде заставило меня сдержаться.

Он взял сигарету указательным и большим пальцами и вытащил ее изо рта. Обрезанные перчатки придавали его жестам брутальность.

– Не переживай. От меня ты его не услышишь.

На меня смотрели глаза не маленького мальчика и не молодого человека, который разыгрывал из себя преступника. Нет… это были глаза мужчины. Распутного, эгоистичного и абсолютно бессовестного. Несмотря на его сарказм, я знала, что он не шутил.

Он повернулся и продолжил свой путь шагом человека, который так же решительно и уверенно шел бы по тропинке, ведущей к скалистому обрыву над морем.

Однако, несмотря на свирепый шторм, ревущие волны и бесчисленные предупреждающие знаки опасности, кое-что не ускользнуло от моего внимания: он не ответил на мой вопрос.

Я слушала болтовню коллег вполуха. Засунув руки в карманы пальто и сжимая пальцами мобильный телефон, смотрела, как Камилла подпрыгивала на месте, чтобы меньше мерзнуть, Руби щебетала о прошедшем дне, а Джеймс, прислонившись к двери, молча курил самокрутку. Сегодня была инвентаризация, и, хотя мы ее еще не закончили, смогли уйти пораньше.

– Привет, красотка!

Мужские руки обхватили Руби за талию. Она подпрыгнула, когда какой-то парень обнял ее сзади и прижался лицом к ее щеке.

– Оуэн! – удивленно воскликнула Руби, накрыв его ладони своими.

Она повернулась и, обняв парня за шею, подарила ему такой долгий и страстный поцелуй, что даже воздух вокруг них, казалось, потеплел.

Камилла ухмыльнулась, поглядывая на парочку из-под челки, а Джеймс глубже затянулся сигаретой. Я обнаружила, что украдкой наблюдаю за ними. Чужие излияния чувств всегда меня смущали, но я старалась этого не показывать.

Когда Руби наконец оторвалась от незнакомца, кожа на ее щеках стала ярче, чем обычно. Красная шерстяная шапочка оттеняла смуглую кожу и яркие глаза.