Шрифт:
«Родственники де Монцеанели сомневаются, что он наложил на себя руки. Якобы на теле профессора были обнаружены ножевые ранения» — редактор вистфальских вестей де Филомель.
«А что им еще говорить, если тот, кого они любили и гордились, оказался взяточником и убийцей? Вот и приходится им придумывать сказки для собственного успокоения совести» — профессор нравственности и религиозного воспитания де Ангеляр.
«Безусловно, так и есть. Вы один из немногих кто подозревал про его темные делишки. К несчастью, к вашим подозрениям не отнеслись должным образом. Но, несмотря на очевидность произошедшего, по-прежнему находятся глупцы, распускающие сплетни, что якобы вы таили обиду на де Монцеанели из-за того, что хотели занять его место в Академии» — редактор вистфальских вестей де Филомель.
«Что за вздор? Все знают: я никогда не стремился к должностям и наградам. Цель моих трудов лишь поддержание нравственного и морального облика нашей Академии» — профессор нравственности и религиозного воспитания де Ангеляр.
«Разумеется, профессор, в этом сложно усомниться. Теперь, когда должность заместителя Президента Свободной Академии наук занимается вы, можно быть уверенным: проблем с нравственностью не возникнет. Студентам остается лишь радоваться, что по-прежнему остаются такие честные и бдительные профессора, как вы» — редактор вистфальских вестей де Филомель.
Алэр закончил чтение.
— Сволочь! — выругался Альберт.
Он, как и все находящиеся в этом помещение, чувствовал свою вину, что не сумел помещать собакам Никоса.
— Я против пролития ненужной крови, но в данном случае считаю, де Ангеляр заслуживает смерти, — нехарактерно твердым голосом произнес Ферон, и его щеки налились румянцем.
Сидящий в раздумье Алекс поднял глаза на членов братства:
— Я думаю, мы не будем мстить за де Монцеанели, — резко произнес он.
— Как? — изумленно воскликнул Филипп.
— У нас сейчас есть дело поважнее, — также резко ответил Алекс, и на его лице промелькнул хищный оскал. — У внучки тирана скоро юбилей. Во дворец будет проще проникнуть, и мы сможем покончить с тираном раз и навсегда. Никого из нас, разумеется, не пригласят… кроме Ферона. Лордаде Флеманса не могут не пригласить. Может быть, род Ферона и обедневший, но его родословная будет породовитей самого Никоса.
– Я не смогу убить человека, — растеряно промямлил Ферон.
– Нет, сможешь! — Алекс бросил на него пристальный взгляд.
– Ты покончишь с тираном.
– Я… — Ферон замялся и, побелев, задрожал, как осиновый лист.
– Он и вправду не сможет, ты же знаешь Ферона, — заступился за него Альберт.
– Это мы еще посмотрим, — зло проворчал Алекс себе под нос.
Последней крупицей оставшейся от былого величия некогда всесильных лордов де Флемансов был расположенный в центре Лиции мраморный замок, который, несмотря на все уговоры, отказывалась продавать старая герцогиня де Флеманская.
— Грэг, — позвав слугу, крикнул Ферон, проснувшись в своей комнате на первом этаже.
Никто ему не ответил, в доме была мертвая тишина, нарушаемая лишь шорохом поднимаемых сквозняком занавесок. На полу рядом с приоткрытым окном лежала заброшенная с улицы книга.
«Сказания о народном герое Джо Вьёне» — прочитал удивленный Ферон, открывая книгу.
«Кнут, грозно свистя в руках пожилого война, продолжал опускаться на спину лежащего на поленьях юноши, что есть мощи стиснувшего зубы, чтобы не закричать.
— Пожалуйста, хватит, умоляю вас ради всего святого! — захлебываясь слезами, валяясь в ногах палача, кричала мать. — Вы его убьете, он же еще ребенок!
Палач с презрением отпихнул ее ногой:
— Будет знать, как сквернословить нашему господину, -зло прорычал он, еще сильнее налегая на кнут.
Алые струйки крови ручьем текли из растерзанной спины, но юноша, сжав зубы, молчал.
Из-за поворота, двигаясь в окружении свиты, показался легат, высокий статный мужчина с суровыми глазами, глядящими из-под густых черных бровей.
Заметив легата, мать на коленях поползла в его сторону:
— Пожалуйста, господин, сжальтесь, — плача прошептала она. — Пожалуйста.
Войны грубо отпихнули женщину, не дав приблизиться к легату, который подняв палец вверх, холодно произнес:
— Он оскорбил мою честь, честь легата его величества. За подобное может быть лишь одно наказание — смерть.
Лицо юноши, из спины которого фонтаном била кровь, стало бледнеть, а наполненные ненавистью глаза закатываться, бросая последние взгляды на своих обидчиков.
Палач нанес еще несколько яростных ударов, но юноша, так и не издав ни единого звука, закатил глаза. Мать, вся перепачканная в крови, бросилась к умирающему сыну. Легат, недовольно фыркнув, двинулся прочь вместе со своими войнами.