Отец согласно кивнул головой:

– Кто-то из наших соседей уже продал свою собственность за бесценок, кто-то, как и я, еще сопротивляется. Только вот чего мы добьемся? Даже ни один адвокат не согласен защищать наши права, зная, кто за этим стоит. Вот так и будем трепыхаться, пока не отдадим все деньги, погашая бесконечные штрафы.

— Откуда в стране, где за неугодное слово ссылают на каторгу, можно найти справедливость? — бросил Альберт. — Людям нужно сообща защищаться от произвола.

Отец усмехнулся:

– Когда я учился в Академии, мы тоже обсуждали тайные заговорщические планы, считая, что совершаем великую освободительную миссию, но тогда ляонджи не были столь вездесущи. Вот что я тебе хочу сказать, Альберт, лучше заканчивай с подобными разговорами, если не хочешь отправиться в Аквоморий или прямиком на виселицу. Подумай сам: раз казнят даже детей бывших друзей короля, принадлежащих к числу поистине значимых аристократов, то мы по сравнению с ними просто пыль, пусть даже чуть более благородная. Бывшие ремесленники, когда-то приобретшие титулы лордов, никогда не станут равными им.

— А если я не хочу, чтобы они меня считали пылью, чтобы они считали пылью других жителей Вистфалии, чтобы они затыкали нам рот, запрещая говорить правду, безнаказанно принижали и творили произвол…

Отец перебил его:

— Ты пойми, сынок, рисковать своей жизнью за какие бы то ни было идеалы бессмысленно. Лучше подумай о нас с матерью. Мы постоянно боимся за тебя, вздрагивая каждый раз, когда слышим об аресте очередного студента.

Альберт промолчал, решив не возражать. Тем временем отец продолжил говорить:

— Для простых людей ты всегда будешь лишь предателем-аристократом, пытающимся разрушить их привычную жизнь. Вистфалию не изменить. Ни твои идеи, ни твои знания здесь не нужны, заканчивай Академию и уезжай на остров Ройзс.

— Они когда-нибудь поймут, что их просто водили за нос, -упрямо проворчал Альберт.

— Не думай о проблемах мирового масштаба, думай лишь о своих родных и о себе, -вздохнув, произнес отец.

Альберт, не желая спорить, согласно кивнул головой и поспешил удалиться в свою комнату, подумав:

«Если я брошу бороться, то я предам тех, кто отдал жизни за это великое дело. Нет, побежим не мы, последние свободные люди Вистфалии, это тиран и его окружение побегут отсюда, когда, поднятые нами люди, потребуют у них ответа за творимые в стране преступления».

Он зашел в свою комнату и, вытащив из шкафа специально подготовленную на этот случай одежду, представляющую собой заляпанное аквомором тряпьё, в котором ходила большая часть жителей Лиции, переоделся.

Переодевшись, Альберт взглянул на отражение в висящем на стене зеркале и облегченно подумал: «Всего лишь один из рабочих, спешащий по своим делам по многолюдным улицам столицы, даже для ляонджей будет трудно разглядеть в нас заговорщиков».

И, хлопнув дверью, он через несколько минут очутился на улице с бьющимся от волнения сердцем, направляясь на собрание в их Тайное место.

[1] Имена всех жрецов в Вистфалии начинались на букву «Ж». Традиция восходила корнями к иннатскому алфавиту, в котором с этой буквы начинались три великих слова: «доброта», «кротость», «милосердие». Поэтому, если бы пророк Айван решил явиться вистфальцам, его имя стало бы звучать как Жайван.

– Поторапливайтесь быстрее! — на ломаном вистфальском прокричал матрос, заставив поспешить Джейка, несущего ящик с фруктами.

Джейка пихнули, и он, встретившись взглядом с толкнувшим его мальчиком, заметил, как в глазах того промелькнула самодовольная ухмылка.

— Пожалуйста, будь аккуратней, — промямлил Джейк, но его никто не услышал.

Джейк с грохотом плюхнул свой груз и, не успев отойти, споткнулся о подставленную подножку, кубарем покатившись по стоящим на пристани ящикам. Из них, разбиваясь о камни и брызгая во все стороны оранжевым соком, посыпались апельсины.

— Вай!
– закричал, подскочивший к нему матрос. — Ты что творить, идиот?

Джейк поднялся на ноги и, извиняясь, что-то сконфуженно забормотал под смешки наблюдающих за ним детей.

— Ты есть не получать часть драхм, — посмотрев ему в лицо, сказал матрос и, держась за голову, воскликнул, глядя на разбитые фрукты: — Какой убытка! Какой убытка!

«Как штраф? Что я скажу дома?» — с грустью подумал Джейк.

Он встал и вновь двинулся к стоящему у самого берега серебристому кораблю ройзсцев, стараясь не обращать на обидчиков внимания, чтобы на душе не было так паршиво.