Мне кажется, актеры, исполнявшие в те давние времена роль Шейлока, читали этот монолог именно так, чтобы вызвать негативную реакцию зрителей по отношению к своему персонажу. В шекспировские времена (да и позже тоже) исполнители этой роли играли ростовщика в гротескной, комической манере, изображая его уродливым (нос почти касался подбородка, борода клочьями, дьявольская улыбка, гримасы и т.д.). И чтение монолога сопровождалось ужимками и гримасами, вызывавшими чувство гадливости. Зрителям становилось понятно: лживый еврей, черствый и жестокий, пытается вызвать сочувствие, добиться признания того, что «он такой же, как мы». А потом, когда сострадание затуманит нам взор, с чисто иудейской жестокостью и коварством вырезать у нас фунт мяса – и бросить псам.

Нет, знаменитый монолог Шейлока вовсе не призывал милость к преследуемым и ненавистным евреям. Он призывал христиан к бдительности – по отношению к иудейскому двуличию. Его чтение со сцены в «Глобусе», я полагаю, вызывало глумливый смех – и никак не сочувствие или жалость. Ни на секунду.

Шейлок и Евреи

Странный заголовок, говорите? В смысле – а Шейлок, по-вашему, кто, вавилонянин, что ли?

Помню, кто-то из журналистов в 90-е годы на полном серьезе утверждал, что имени Шейлок у евреев нет. И никогда не было.

На самом деле, имя Шейлок – самое что ни на есть еврейское имя, таким вот образом переиначили итальянские евреи старое, еще библейское имя Шаул – имя первого еврейского царя.

Что касается прочих имен, тут есть сомнения. Например, дочь Шейлока носит имя Джессика – англизированный вариант имени Йеска. Тоже, кстати, библейское. Но – нееврейское. Так, согласно Книге Берешит (Бытие, в синодальной версии; там имя звучит Иска), имя Йеска носила дочь Харрана, «отца Милки и Йески» (Бер., 11.29). В пьесе есть еще один персонаж-еврей – знакомец Шейлока по имени Тувал (Тубал). Такого имени у евреев, действительно, нет и не было. Было похожее – Тевель – в Восточной Европе, идишская модификация старого имени Давид. Но где идиш – и где Венеция! Или Англия. Были еще библейские имена Товия и Товит. А Тубал – нет. В Книге Берешит, правда, встречается некий Тувалкаин, потомок Каина, первый кузнец. И все, как будто.

Но дело-то не в имени вовсе.

Считается почему-то, что образ Шейлока у Шекспира содержит некие намеки на процесс придворного врача, Родриго Лопеса, обвиненного в попытке отравить королеву и приговоренного к смертной казни в 1594 году [23] . То есть, за несколько лет до появления «Венецианского купца».

Родриго Лопес был христианином, но еврейского происхождения. Процесс его, как говорят, вызвал всплеск антисемитизма в английском обществе, одним из проявлений которого (антисемитизма, разумеется, а не общества), якобы, стал и образ еврея-ростовщика, созданный Шекспиром. В качестве доказательства приводят одно место в пьесе:

«…Волк, повешенный на бойне за то, что грыз людей…» [24]

(«Govern’d a wolf, who, hang’d for human slaughter…»)

Объяснение? Фамилия отравителя (или лже-отравителя, что скорее) – Лопес, а это почти что Люпус, lupus (волк по-латыни), а от lupus’а уж рукой подать до wolfа’’, который повешен, поскольку грыз людей… Мне, честно говоря, кажется это очень уж большой натяжкой. Требовать от зрителей, чтобы они знали, как по-латыни будет «волк», да еще увязали это знание с фамилией преступника, повешенного за несколько лет до того… Ей-богу, напоминает старую еврейскую (какую же еще?) шутку:

«– По паспорту меня зовут Борух, но вообще-то я Стёпа.

– Как так?

– А так. Борух – это Брохес, Брохес – это Кадохес, Кадохес – это Тохес, Тохес – это Жопа, Жопа – это Степа, а Степа – это я…»

Но шекспироведы считают именно так, что ж мне-то с ними спорить?

Сомнения же в принадлежности Шейлока к евреям возникли у меня не на уровне «Борух это Степа» и не на уровне «Шейлок – нееврейское имя». Дело совсем в другом.

Хотя – как посмотреть. Может, и не совсем в другом, а в том же самом, в логике.

Прежде всего: что за жуткое требование выдвигает Шейлок? И почему остальные (в том числе должник Антонио) принимают это требование спокойно (да, считая его шуткой, но не удивляясь ей)?

Может быть, ничего особо неожиданного в этом требовании не было?

Представьте себе, именно так. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к истории.

В Древнем Риме жизнь на протяжении очень долгого времени регламентировалась так называемыми «Законами двенадцати таблиц». Есть среди этих законов и такие, которые относятся к взаимоотношениям заимодавца и несостоятельного должника:

«Таблица III. 1. Пусть будут [даны должнику] 30 льготных дней после признания [им] долга или после постановления [против него] судебного решения.

2. [По истечении указанного срока] пусть [истец] наложит руку [на должника]. Пусть ведет его на судоговорение [для исполнения решения].

3. Если [должник] не выполнил [добровольно] судебного решения и никто не освободил его от ответственности при судоговорении, пусть [истец] ведет его к себе и наложит на него колодки или оковы весом не менее, а если пожелает, то и более 15 фунтов.