НЕТ!

Он решил драться до последнего. Отбивался что было сил. Когти у него не такие острые, как у неё, зато твёрдые как сталь. Он ими знатно её подрал. А потом изловчился и с размаху клюнул самку ястреба в лоб, да так сильно, что та отпрянула и захлопала крыльями. Но два её когтя прочно засели в груди у грача. Она хрипло вскрикнула и дважды клюнула его, метя в глаза.

Грач понимал, что остался последний шанс. Что на новую попытку уже не хватит сил. Он опять пустил в ход клюв и когти — и вырвался из ястребиных лап. Бешено хлопая крыльями, взлетел.

Истерзанный и обессилевший, он скользил совсем невысоко над мёрзлым полем. Но зато он был свободен. Он был жив.

Но самка перепелятника всё-таки настигла его и спикировала с высоты. Он хотел жить, но и она тоже хотела. А для того чтобы жить, она должна была убивать.

Самка ястреба и грач рухнули на землю. Она с размаху ударила его клювом в грудь и выдрала клок перьев. Грач чуть слышно каркнул от боли — на большее у него не осталось сил.

Его парализовали ужас и боль. В глазах потемнело, но сквозь тьму ему чудился свет. Он начал подниматься ввысь и, воспарив выше деревьев, представил, как навечно сольётся с золотом заката.

Тут вдруг раздался звук. Тот, заслышав который, стая обычно торопливо снималась с места. Тот, что сулил опасность, а отнюдь не надежду.

Звук истошного собачьего лая.

2

Отец хотел выспаться после ночной смены, поэтому мы с Кенни увели Тину гулять, чтобы она не лаяла в доме и не будила его. Тина была не из тех учёных собак, которые умеют делать всякие трюки, — если не считать трюком поедание носков. Но она любила нас с Кенни — его особенно, — потому что мы спасли ей жизнь, когда её покалечили и бросили умирать.

Больше всего она любила гулять по полям за церковью. Церковь стояла на холме, и её было отовсюду видно, потому что на много миль вокруг были только плоские поля и крошечные перелески. Отец рассказывал, что, когда он был маленьким, они с мальчишками подбирали у древних могил на склоне холма человеческие кости и гонялись друг за другом, размахивая ими, как дубинками. Плоские могилы позади церкви напоминали здоровенные каменные гробы, некоторые были с разбитыми крышками. Отец с приятелями забирались в них на спор и лежали там прямо на костях.

Мы не то чтобы очень верили его рассказам, но в темноте церковное кладбище и вправду нагоняло страх, поэтому мы всегда старались вернуться с прогулки засветло, чтобы не попасться призракам и чтобы не пришлось убегать от лезущих из-под земли скелетов и вампиров.

Когда мы отошли от дороги, я спустил Тину с поводка. Она принялась носиться как угорелая и писать куда ни попадя, как будто перед этим терпела не меньше недели.

— Сколько тебе надо заплатить, чтобы ты залез в могилу? — спросил Кенни.

— Надолго?

— На всю ночь. А не как в ванну — туда и сразу обратно.

Кенни терпеть не мог мыться и выскакивал из ванны, не успев толком намокнуть.

— Не знаю, — сказал я.

— За миллион фунтов залез бы?

— Наверно, — ответил я. — Миллион нам бы не помешал. Отец больше не работал бы по ночам, мы бы купили машину, слетали к маме…

Мама ушла от нас, когда мы с Кенни были маленькими. Кенни, хотя и отстаёт в развитии, иногда удивительно здорово соображает — наверно, потому что в голове у него ерунды меньше, чем у остальных. Но когда он был маленьким, маме с ним приходилось туго, а из отца помощник был ещё тот. Много лет она неизвестно где пропадала, а недавно мы её отыскали. Это как-то странно, но хорошо. Она живёт в Канаде и зовёт нас к себе на каникулы.

— А за полмиллиона согласился бы? — продолжил допрос Кенни.

— Ага.

Кенни задумался. У него с собой была палка, ею он рубил бошки растениям, сдуру подворачивавшимся ему под руку.

— А за десятку?

— Нет.

Кенни довольно кивнул. Ему нравится определённость. Он хотел точно знать, сколько денег я попрошу за то, чтобы заночевать в холодной могиле среди старых костей.

— За двадцать тысяч?

— Ну-у-у… Может быть.

— За две тысячи?

— Нет.

— За семь тысяч?

— Только если королева принесёт их мне на серебряном подносе.

Кенни засмеялся. По его лицу было видно, что он представил себе, как королева подъезжает к нашему дому на «роллс-ройсе» и вручает мне пачку денег.

— А ты-то сам? — спросил я. — За миллион полез бы в могилу?

Кенни замотал головой, будто отгонял осу:

— НИ В ЖИЗНИ!

— А за сколько всё-таки залез бы?

— НИ ЗА СКОЛЬКО!

Этого-то я и ждал.

— Ага, попался! — воскликнул я. — Ты сейчас сказал, что готов ночевать в могиле ни за сколько. То есть даром. А в Библии написано, что, если что-то говоришь — это всё равно что обещаешь. А обещания надо выполнять.