— А теперь встречайте Доктора Кто с его Магическим Приключением!

На сцене Доктор Кто выглядел уже не таким скованным, как когда мы с ним встретились, но к залу обращался всё равно только Кенни.

— Сейчас Доктор покажет карточную магию, — сказал он.

Доктор Кто раскрыл веером колоду карт и показал несколько фокусов, для которых, кроме карт, использовал свою звуковую отвёртку [2] .

Потом Кенни пригласил на сцену добровольца из зала. Вышла чья-то мамаша, ей предложили выбрать одну карту. Выбранную карту Доктор Кто разорвал на кусочки, а Кенни их съел, после чего Доктор Кто целой-невредимой извлёк эту карту из-за уха у мамаши-добровольца, чем вызвал общий восторг и громкие аплодисменты.

Затем Кенни объявил:

— И в завершение Доктор Кто перенесётся в будущее, потому что он это умеет.

Несколько ребят вытолкали на сцену склеенную из картона ТАРДИС [3] , Доктор Кто залез в неё, и Кенни закрыл за ним дверь.

— Ну как, уже перенёсся? — крикнул он немного спустя и, не услышав ответа, открыл дверцу. Внутри было пусто.

Зрители снова восторженно заахали. На лице у Кенни расплылась улыбка шире Большого каньона. Причём улыбался он не только лицом, а всем своим телом.

— Доктор Кто сейчас путешествует в будущее, — сказал он и захлопнул дверцу. — Он будет там ровно через десять секунд.

Посчитав хором со зрителями от десяти до нуля, Кенни открыл ТАРДИС, оттуда в развевающемся плаще выскочил Доктор Кто, и они вдвоём раскланялись под бурные аплодисменты.

Я оглянулся на Сару. Она улыбалась и хлопала в ладоши, а потом посмотрела на меня и улыбнулась уже совсем по-другому.

26

В субботу отец разбудил нас рано утром.

— Собирайтесь живей, — сказал он. — Нам далеко ехать.

Дженни сварила на завтрак овсянку. Я ненавижу овсянку. Чтобы было вкуснее, Дженни кладёт в неё изюм и коричневый сахар, но, что туда ни клади, всё равно получается ослиная рвота.

— Пап, а куда мы? — спросил я, протирая спросонья глаза.

— В Уэйкфилд. Он сейчас там. Дженни поведёт. Доберёмся минут за сорок пять.

На окраине Уэйкфилда располагался приют для диких птиц. Там мы заглянули в офис, а потом прошли к рядам клеток с совами, соколами и ястребами.

— Там — чёртов перепелятник! — воскликнул Кенни у одной из клеток.

В ней и вправду сидел ястреб-перепелятник с тёмно-серой спинкой, красновато-коричневой шеей и полосатой грудкой.

— Красивый, — сказала Дженни. — А вы, молодой человек, следите за языком.

Потом мы вернулись в офис, отец о чём-то поговорил с женщиной за стойкой, и к нам вышел лысый мужчина.

— Рад снова вас видеть, — сказал он, пожимая руку отцу. — Вы же, если не ошибаюсь, по поводу грача?

Лысый провёл нас в другую комнату. Там пахло больницей и стояли маленькие клетки — какие-то были пустыми, а в каких-то сидели покалеченные птицы.

Одна из них оказалась Грачиком. Он подпрыгал к самым прутьям и, склонив набок голову, уставился на нас.

— Кенни, он тебя узнал, — сказал я.

— Привет, Грачик. А вы знаете, что грачей можно научить разговаривать? Я в интернете читал. Они жутко умные, как обезьяны.

— Каррррр, — сказал Грачик.

Он по-прежнему выглядел потрёпанным, в проплешинах на месте выдранных перьев светилась сероватая кожа. Но грачи вообще самые взъерошенные из врановых, их всегда так и хочется причесать.

— Он уже почти выздоровел? — спросил Кенни у лысого мужчины.

— Ветеринар говорит, надо ещё пару дней понаблюдать, чтобы окончательно убедиться, что инфекция прошла. Потом неделя в вольере, а там можно будет выпускать. Приезжайте, увидите, как он улетит на волю.

Пока Кенни разговаривал с Грачиком, я сказал отцу:

— Я думал, что Грачика больше нет. Что он умер, и его похоронили.

— Что, правда? — Отец выразительно посмотрел на меня. — Зря ты в него так слабо верил. А мне, к твоему сведению, чтобы его сюда взяли, пришлось кучу денег пожертвовать. А то, говорят, грачи — слишком обыкновенные птицы, чтобы с ними возиться. Слишком обыкновенные, слишком взъерошенные, и с ними не оберёшься хлопот. Типа нас, да?

Я обнял отца. А Дженни обняла меня. Потом я подошёл к Кенни, и мы вместе стали учить Грачика неприличным словам.

Перевод с английского Дмитрия Карельского