Когда все оделись по-уличному, Дженни вдруг спохватилась:

— Ой, чуть не забыла. У нас что-то для тебя есть.

Я понятия не имел, что это могло быть такое.

— Только держи себя в руках, — сказал отец.

— ЭТО ТЕЛЕФОН, — выпалил Кенни. — Мне сказали тебе не говорить, но теперь можно, потому что тебе его сейчас дадут.

Дженни вручила мне коробочку.

— Он подержанный, и на нём предоплатный тариф. От моей сестры, она купила себе другой. А на этот мы положили десять фунтов. Аккуратнее с интернетом, а то они все мигом вылетят.

Я совсем растерялся и молчал.

— Это пятый айфон, — сказал Кенни. — Но ты можешь говорить, что пятый-эс, потому что на вид они всё равно одинаковые.

— С ума сойти, — только и смог выговорить я.

Потом по очереди обнял Дженни и отца. Обняв после них Кенни, я сказал ему:

— Жаль, что с Грачиком так вышло. Я знаю, ты любил дурачка. Сейчас ему наверняка лучше, чем было у нас.

— Ага, знаю, — отозвался Кенни. — Там, где он сейчас, ему лучше.

Хорошо, подумал я, что Кенни так легко смирился с утратой.

Вскоре после этого все разошлись по своим делам, и я остался один. Если, конечно, не считать Тины. Кенни она любила гораздо сильнее, чем меня, но теперь, когда никого больше в доме не осталось, назначила меня своим лучшим другом и примостилась у меня на коленях.

Я тем временем разбирался с новым телефоном. Это было довольно увлекательно. Но разобравшись наконец, я понял, что позвонить или отправить эсэмэску мне абсолютно некому. Поэтому я включил телик и посмотрел тухлое дневное ток-шоу, в котором две тётки орали друг на дружку, споря о том, кто был отцом их детей. Потом показали передачу про людей, которые пытались продать свой старый хлам. В следующей люди путешествовали по миру, чтобы, наоборот, накупить побольше старого хлама. Мне даже стало любопытно, почему персонажи двух передач так и не встретились друг с другом. Наверно, боялись, что при встрече произойдёт страшный взрыв, как при столкновении материи и антиматерии.

Я оцепенел, сидя перед работающим теликом с маленькой тёплой Тиной на коленях. И при этом прекрасно себя чувствовал. Мне было уютно. И спокойно.

А потом я подумал, что так и проведу остаток своих дней — буду, получая сначала пособие, а потом пенсию, целыми днями пялиться в телик и надеяться, что в моей жизни хоть что-нибудь произойдёт.

Я так бы до вечера и просидел на диване, если бы Тина не стала скрестись в дверь и проситься на прогулку. Я посмотрел на висевшие на кухонной стене часы. Почти половина двенадцатого.

Чёрт!

Сара.

А я до сих пор в трусах и майке, в которой спал ночью.

Я бросился наверх. Мне хотелось хорошо выглядеть. Пару лет назад это было бы невозможно. Тогда половина вещей у меня были драные, и все они — не очень чистые, потому что наш отец тогда был слегка не в себе.

Одежды у меня и сейчас не очень много, но зато она вся без дыр и не воняет.

В шкафу довольно быстро нашлась подходящая рубашка и подходящие джинсы. Джинсы на самом деле были не мои, а Кенни. Он выше меня, но потоньше, так что в талии штаны оказались мне в самый раз, а снизу я их подогнул. Куртка у меня была только одна, я её носил в школу, и сейчас мне её надевать не захотелось. Поэтому, несмотря на то что на улице было холодно, я вышел из дома только в джинсах и рубашке.

Хотя нет, была при мне ещё одна вещь. Она вместе с другими особенно ценными для меня предметами хранилась в обувной коробке под кроватью. В этой коробке лежал сломанный перочинный ножик, который я обожал когда-то в детстве и с которым изображал из себя Тарзана. Фотография, на которой была мама со мной на руках, а рядом Кенни, ухмыляющийся в камеру так, что казалось, будто он ухмыляется не только лицом, а как бы всем телом. Ну и всякое такое в том же роде. В том числе золотые часы «Ролекс». Поддельные. Хотя, может, и настоящие. Мы с Кенни нашли их в Беконном пруду на окраине городка. Они были тяжёлые, как банка с консервированным супом, их металл казался тёплым на ощупь, почти что живым. Раньше они принадлежали покойнику, а теперь были моими. Вот я и надел их на руку.

22

Я был на месте в двенадцать двадцать пять. До назначенного времени оставалось ещё пять минут, и я не очень понимал, как их правильнее провести. Подождать у стойки, чтобы, когда появится Сара, что-нибудь заказать для нас обоих? Или взять себе кофе и сесть дожидаться за столик? И что вообще лучше заказать? Я не большой любитель кофе, и у меня слишком мало денег, чтобы тратить их понапрасну. Выходя из дома, я взял из банки-копилки десятку на случай, если понадобится вдобавок к напитку купить Саре сэндвич или что-то ещё. Но сейчас подумал, что вдруг десяти фунтов не хватит. Я посмотрел на грифельную доску с ценами, но с перепугу не смог разобрать цифр. Но увидел, что на ней перечислено около двадцати сортов кофе.

— Могу я вам чем-нибудь помочь? — спросила девушка из-за стойки.

У неё был иностранный акцент, но только непонятно какой. Не французский и не немецкий. Просто иностранный. Она была симпатичная и мило мне улыбалась, отчего я ещё больше засмущался.

— Я… это самое… встречаюсь со знакомой. В смысле, жду. Когда она придёт.

— Она уже пришла.

Я ошарашенно огляделся, хотя прекрасно знал, что она должна прийти. Сара оказалась ближе, чем я ожидал. Наклонив голову, я мог бы коснуться её лбом. Стоп, нет, это звучит так, будто я хотел её боднуть, но на самом деле я и не думал бодаться. Она была не как вчера, совсем не растрёпанная и в школьной форме. Форма придавала ей суровости, как если бы это была не форма, а доспехи.