Шрифт:
В конце 19 века территория Российской империи составляла 22 миллиона квадратных километров и включала в себя, помимо Великороссии, Малороссии и Белоруссии, еще и такие образования, как Финляндия, Прибалтика, Польша, Молдавия, Закавказье, Среднюю Азию, Сибирь и Дальний Восток. В стране насчитывалось 12 часовых поясов, климатические зоны от Арктики до субтропиков и уклады населения от первобытнообщинного до продвинутого капитализма.
Однако большой проблемой было крайне неравномерное заселение территории, 70% населения жило в Европейской части, а Сибирь с Дальним Востоком были практически пустынны.
Первая перепись населения была проведена в 1897 году, и она показала, что всего в стране проживает 129 миллионов человек. Причем три четверти из них составляло крестьянство (которое тоже делилось внутри себя на кулаков, середняков и бедняков в пропорции 20/30/50. Наемных рабочих (не только промышленных, а всех) насчитывалось 13%, оставшиеся 12% составляли дворяне, духовенство, мещане и интеллигенция.
По национальному составу лидировали, конечно, русские — 65%, малороссов насчитывалось 19%, белороссов 7%, оставшиеся 9% равномерно распределялись между всеми прочими нациями.
Что касается религии, то преобладающим, естественно, было православие, сюда относилось три четверти населения, ровно столько же, сколько занимало крестьянство. Оставшаяся четверть приходилась в порядке убывания на мусульманство, католицизм, протестанство, иудаизм и буддизм. С чем, с чем, а с этими отношениями в России тогда все было в порядке, религии мирно уживались друг с другом, эксцессы, связанные с межрелигиозными спорами, возникали крайне редко… в виде исключений можно вспомнить разве что армяно-татарскую резню в Баку и единичные еврейские погромы в Молдавии и на Украине.
Что касается Польши и Финляндии, то эти территории были довольно слабо интегрированы в общую структуру и кроме головной боли мало что добавляли властям. Особенно это касалось Польши — тоска по утраченному былому величию мутила головы шляхтичам на протяжении уже 80 лет. Восстания в этом регионе происходили с удручающей периодичностью и явно с Польшей надо было что-то решать в радикальном смысле. Финляндия была более спокойной, но решения Александра 1го по выделению этого региона в особую юрисдикцию также не способствовали спокойствию на Северо-Западных границах страны. Да и присоединение Карелии к финским территориями также вызывало много вопросов, которые впоследствии очень горько аукнулись России и россиянам.
Что именно с ними можно было сделать, вопрос исключительно непростой и однозначных решений тут сложно было придумать. Надо было либо ломать особые условия вхождения этих территорий в страну, пусть жили бы наравне с той же Грузией или Молдавией, либо отделять их окончательно и бесповоротно, оговорив все это особыми условиями. А терпеть занозу в виде ясновельможных и всегда оппозиционных шляхтичей в теле страны — это был путь в никуда… что и продемонстрировали десятые годы 20 века, вспомнить только Дзержинского, Радека или Пилсудского.
Глава 2
Двумя неделями ранее. Тот же Ливадийский дворец, тот же Крым.
С самого утра у Александра было отвратительное настроение, постоянные боли в районе живота преследовали его последние два года. Стены Ливадийского дворца, богато изукрашенные мозаикой и гобеленами, ничего, кроме отвращения у него не вызывали.
— Что, совсем плохо, Сани? — участливо спросила его супруга, императрица Мария Федоровна.
— Да, нехорошо мне, Мари, — ответил император с посеревшим лицом, — пойду позанимаюсь государственными делами… к себе в кабинет… может, легче станет. Не беспокойте меня до вечера.
— Хорошо, Саша, — кивнула головой Мария, — не будем беспокоить… может Сергея Сергеевича (Боткина, личного врача императора) пригласить?
— Не стоит, — поморщился тот, — до вечера я занят делами.
И государь-император тяжелой поступью зашел к себе в Приемный кабинет и закрыл за собой дверь. Настроение у него было, хуже не бывает. Он прошел в угол и встал на колени перед иконой Георгия-победоносца.
— О, всесвятой Георгий, преславный служитель Господень, горячий наш заступник, и везде в скорбях скорый помощник! Помоги мне, грешному и унывающему: в нынешней жизни умоли Господа Бога даровать мне отпущение всех моих грехов, сколько согрешил я от юности моей в течение всей моей жизни делом, словом, помышлением и всеми моими чувствами; и при исходе души моей помоги мне, несчастному, умоли Господа Бога, всего творения Создателя, избавить меня от воздушных мытарств и вечного мучения, дабы я постоянно прославлял Отца, и Сына, и Святого Духа, и твое милостивое предстательство, ныне и всегда и во веки веков. Аминь.
Но пресвятой Георгий промолчал, тогда Александр встал, отряхнул колени и прошел за свой стол из карельской березы, на котором стоял бронзовый чернильный прибор, подарок уральского промышленника Строганова. Он открыл и снова закрыл крышку чернильницы, потом взял чистый листок бумаги из стопки слева и начал писать «Завещание его Императорского величества Александра III».
Но тут его внимание отвлекло непонятное явление, возникшее прямо в середине Приемного кабинета — сначала воздух задрожал, как будто снизу что-то раскаленное появилось… Александр вспомнил свой визит в Бухару — там такие же явления были от горячего песка. А затем это дрожание застопорилось и реорганизовалось в прямоугольник размерами где-то полтора метра на метр. И на нем, на этом прямоугольнике, появилось лицо молодого человека с короткой стрижкой, без усов и бороды. Одет он был в самый обычный костюм с галстуком.