— Орден содействия первой степени вручался всего 26 раз! Орден содействия второй степени — 144. Не так круто, конечно, как первый, но тоже ничего! — без намёка на скромность сообщила она.

Карьеристка, блин.

— Ты-то не в обиде? — спросил я у Бориса.

— Не в обиде?! — Соник-техник посмотрел на меня как на умалишённого. — Я в восторге! Вот вернусь в свою Вырапаевку с орденом Часовых и спрошу у моей класснухи: «Ну что, Ангелина Георгиевна, а вы говорили, из меня ничего не выйдет!».

— Ну что, Клавдия Леонтьевна, теперь им со мной можно? — и спросил я разрешения у нейросети, которую за глаза уже прозвал «стальной леди».

При первом же упоминании своего имени бездушная счётная машинка вновь преобразилась в пусть и любящую, но сварливую старушку. И с новым для меня: «При Николае Семёновиче такого бардака не было…» — утихла.

— Николае Семёновиче? — спросил я у ребят.

И даже не из вездесущего любопытства, а скорее предчувствия, что в немного изменённом виде эту фразу я уже слышал.

Лиза будто этого и ждала. И не просто ждала, а даже подготовилась! Стоило мне произнести незнакомое прежде имя-отчество, как девушка подскочила к скрытому в полутени бронзовому бюсту.

— Николай Семёнович Данков — основатель подразделения «Ч», — с готовностью пояснила Лиза. — После смерти Лаврентия Берии он возглавил КГБ и произвёл такое количество реформ… У-У-У…

— С тех пор все, кто служил в армии, зовут его не иначе как «Дядя Коля», — добавил Борис.

Пару шагов, и мы оказались уже у следующего бюста.

«Киело „Товарищ Катя“ Ильясова», — прочитал я на табличке под монументом с лицом прекрасной девушки. — А это?

Комсомольцы переглянулись. Никто из них не хотел начинать, поэтому потребовалось ещё несколько секунд тяжёлого взгляда, чтобы Лиза наконец пролила свет на личность бронзовой статуи.

— Киело Ильясова, она же «Товарищ Катя», — Часовой миров: «Армагеддон», «Нокс» и «Фантазия».

— И? — чувствуя недосказанность, потребовал я.

— Товарищ Катя была любовью всей твоей жизни, — тщательно подбирая слова, произнесла Лиза.

— И погибла примерно два года назад. Не вернулась с задания, — дополнил её рассказ Борис.

— После этого Мэлс… Ой, то есть ты, сильно сдал… — не глядя в глаза, договорила Гагарина. — Ушёл в себя, отстранился.

— Вот значит как?! — Выдохнул я, ещё внимательнее вглядываясь в черты бронзового монумента.

Смутно знакомые, приятные даже, но определённо точно — мы никогда не встречались с ней на «Земле 505». Такую, не побоюсь этого слова, роскошную женщину я бы определённо запомнил.

Медленно проходя вдоль коридора, я хватал взглядом незнакомые лица чужой истории. Мне было всё интересно, и комсомольцы, явно чувствуя это, угодливо проводили для меня экскурс.

— Василий «Красный Страж» Джугашвили, — словно прирождённый гид, продолжила Гагарина. — «Красный Страж» был одним из первого поколения Часовых. Погиб при выполнении задания.

Но среди примерно стройного ряда бронзовых монументов особенно выделялся гигант.

— Савелий «Йотун» Толстой — Часовой миров «Терра Нова», «Солярис» и «Романия».

— Это он тебя искал, — напомнил слова Клавдии Леонтьевны Борис.

— Охереть он здоровый! — выдохнул я. — А миры? Вы перечисляете миры, но совсем не даёте никакой справки.

— Терра Нова — один из диких миров, застрявший в бронзовом веке и родоплеменном строе.

— А ещё у них не закончился Ледниковый период и сохранились динозавры! — блеснул эрудицией Борис.

— Да ладно? — не сдержал я восхищения.

Как и все дети около лет девяти, мы любили играть в археологические раскопки. Правда, в глухой Саратовской деревне у бабушки на заднем дворе можно было откопать разве что костяк сдохшей лет тридцать назад сдохшей живности. Но эмоции, когда ты откопал очередной коровий череп и видишь в нём образ какого-нибудь тиранозавра… Эти волнующие ощущение всегда будут вызывать у меня тёплую улыбку.

— Ага. А Романия — это мир-империя. В нём Рим захватил весь мир, живёт и здравствует до сих пор, но остановился в технологическом развитии на уровне позднего Средневековья.

— Каждый мужчина минимум раз в неделю задумывается о Римской империи, — усмехнулся я, вспомнив слова безымянного классика. — А Солярис?

— Дикий мир без эндемического населения. Там в основном пустыня, скалы и арахниды.

— Чего?

— Ну, агрессивная фауна в виде гигантских насекомых.

— Это не насекомые, — терпеливым голосом начал душнить Борис. — По клеточному строению они вообще относятся к кремниевым формам жизни, и по стандартной классификации относятся к виду «силикоидов».