— Зайдем в дом, и я тебе всё объясню, — голос, к счастью, не просаживается. Перевожу взгляд с мамы на Максима. — Свали, а? Поступи хотя бы сейчас по-мужски.

— Ты можешь не устраивать сцен? — рявкает в ответ. — Где твоя хваленая выдержка?

— Ушла вся на то, чтобы сдержаться и не оторвать тебе те части тела, которые ты выгуливать привык регулярно.

— Я всего раз тебе изменил и уже извинился за это! — без тени раскаяния произносит Максим.

Мама охает где-то поблизости.

Я настолько шокирована его непробиваемой уверенностью в себе и своей правоте, что даже не реагирую ни на что больше.

— Мы с тобой в детском саду, что ли? Ты в самом деле думаешь, что взрослому человеку достаточно принести в зубах цветочки и сказать проникновенным голосом несколько слов? — муж открывается для меня с новой стороны. Не перестает удивлять своим скудоумием.

— Если бы ты меня выслушала, я бы тебе всё объяснил.

— Обойдусь. Сыну своему объясни лучше, почему ему достались такие родители, — мне сложно скрыть свое презрение.

Когда я вернулась домой после встречи с Павлом, и сын показал мне добытые фотографии, бережно хранящиеся мужем в облаке… Было больно. Чертовски больно. Будто бы сердце через дробилку пропустили. Был орган, а остались ошметки. Было бы проще, прячь он от нас снимки с разными малолетними шлюхами типа Анечки.

Ребенок — другой уровень эмоциональной завязки и следствие предательства.

Чуть позже, придя в чувства, я поняла, что сына своего внебрачного он предает немногим меньше. Откупился от мальчика. Не решился ради него менять свою сытую, успешную жизнь. А зачем? Можно ведь привычным способом вопрос решить.

Заплатил матери и сестре своей бывшей любовницы. И спал спокойно.

Одиннадцать лет спал! Со мной!

Наш разговор непременно перерос бы в крупную ссору, если бы мама не схватила меня за плечо.

Её тяжелый вздох меня в чувство приводит. Мгновенно вспоминаю о том, почему не стала с ней новостью по телефону делиться.

— Сердце? Голова? Что? — холодный пот прошибает всё тело. Вглядываюсь в её побледневшее лицо, приказывая себе не паниковать.

После того, что с папой случилось, я очень сильно беспокоюсь о состоянии её здоровья. Заставляю регулярно обследования проходить.

— Разволновалась… — шепчет пересохшими губами.

— Андрей, отведи бабушку в дом, — прошу сына.

Мама, к моему облегчению, не сопротивляется.

Хочется верить, что она сразу поймет меня и не станет настаивать на примирении, но внутренний голос подсказывает: просто не будет.

Мне всегда было легче общаться с отцом. Он меня понимал. Маму же непременно начнет качать. То жалостливые взгляды, от которых становится тошно, то ненужные уговоры, после которых чувствуешь себя крайне непорядочным человеком, посмевшим обидеть самого родного человека.

Не хочу ни того, ни другого. Миллионы семей распадаются. Не критично. Просто период, который нужно пережить. Желательно при наименьших потерях.

— Зачем ты всё это устроила? — наглости Максиму не занимать. Если кому-то нужно, можно смело обращаться — отольет без проблем. — Не могла промолчать? Маму свою втянула.

— Втягиваешь всех ты. Не нужно таскаться за мной. Через несколько дней с тобой свяжется мой адвокат. Все вопросы к нему.

— Не раздувай из мухи слона! Какой, к черту, адвокат? Куда ты так торопишься? Да, мы поссорились, но горячиться зачем? — он нервно проводит ладонью по уложенным волосам, после чего сжимает её в кулак.

Нервничает всё ощутимее.

— Ты глуповат? Я с тобой не ссорюсь, мы разводимся! Как ещё объяснить? Ты больно сделал не только мне, но и сыну. Неужели совсем наплевать?

Я ночами спать не могу! Переживаю за Андрея. Да, внешне он быстро оправился, а вот что в душе происходит — загадка даже для меня.

Но Максиму, похоже, плевать. Непробиваемый.

— Я эту суку к нему не подсылал.

— Это всё в корне меняет, — не скрываю сарказма.

Оглянувшись, смотрю в сторону дома. Замечаю, как едва уловимо колышется занавеска в окне гардеробной, расположенной на первом этаже. Мама наблюдает за нами.

Вместо того чтобы уйти, Макс меняет тему.

— Ты зачем Центробанк впутываешь в наши семейные дела?

— А что не так? Тебе есть что скрывать?

Можно было бы ограничиться сторонними специалистами, но я была так зла, что позвонила своему хорошему знакомому, который начинал когда-то давно свою карьеру в банке отца. Я мало во всем этом смыслю, но ему доверяю. Надеюсь, не зря.

— Всем есть! — шумно прочистив горло, он отводит взгляд на несколько мгновений.

Пока он берет себя в руки, у меня по позвоночнику расползается холодящий кожу озноб. Если окажется, что муж и в банке дел наворотил, я не удивлюсь. Но мне не хотелось бы.