Его рука тянется ко мне, пальцы вот-вот коснутся волос, но я резко отстраняюсь. Не надо — мысленно умоляю! Только бы он больше не прикасался. Никогда.

— Смелая стала? — Губы его растягиваются в ухмылке, но в глазах — холод. Тот самый, от которого сжимается живот.

— Мне пора, — бросаю я и вскакиваю со стула, даже не дожидаясь ответа. Ноги сами несут меня прочь, подальше от места, в котором мы находимся, от его голоса, от него.

Выбегаю на улицу, и только здесь понимаю, что задыхаюсь. Грудь колет, в горле ком.

Плетусь домой, стискивая зубы, чтобы не расплакаться, но слёзы всё равно катятся по щекам.

Я смахиваю их тыльной стороной ладони, злясь на себя, на него, на весь этот проклятый мир. А в голове уже рвутся тяжёлые воспоминания из моего детства и юности…

Для всех мой отец был идеальным. Обаятельный, улыбчивый, всегда знал, что сказать. Коллеги уважали, соседи восхищались.

Но только я и мама знали правду о нём и его внутренней агрессии.

За этой добродушной маской скрывалось нечто иное. Что-то колючее, злое, агрессивное, а главное — непредсказуемое.

Я никогда не могла угадать, что выведет его из себя. Невымытая чашка? Пыль на полке? Слишком громкий смех?

Он находил повод, чтобы лишний раз наказать меня практически всегда.

Первый раз он по-настоящему, серьёзно он избил меня в пятнадцать лет. Тогда я загулялась с подругами, опоздала на полтора часа домой.

Отец встретил меня в прихожей. Без слов схватил за волосы и потащил в комнату. Я кричала, цеплялась за дверной косяк, но он, естественно, был сильнее. Куда мне было справиться с ним?

Мама пыталась меня защищать, но всё пустое. И её он оттолкнул, предупредив — если полезет, изобьёт и её.

Второй раз после свидания. Мальчик из параллельного класса проводил меня до дома, мы долго прощались у подъезда… Отец ждал в темноте кухни. В руках — ремень.

— Выбью из тебя всю шлюшью похоть! — шипел он, а я прижималась к стене, пытаясь закрыться руками.

Тогда я запомнила его глаза дикие глаза без всякой капли жалости.

И сейчас они были такими же, как тогда. Нет в них ни капли нежности, любви. Только одна сплошная агрессия.

Но раньше он бил меня за провинности, как он считал. А теперь что случилось? Ведь теперь он, по сути, продаёт меня.

СПУСТЯ НЕДЕЛЮ. ВЛАД

Наташа опять заводит разговоры про своего отца и его долг.

Сколько можно? Мы же уже сто раз всё обсудили. Юристы работают, бумаги поданы, дело движется — что ещё она хочет от меня?

Я не хочу рассказывать, что однажды маленьким ребёнком я видел, как такой же пьяный водитель сбил на Камазе мальчонку лет восьми. Тоже сел за руль пьяный и…

Как добровольно таких, как он не лишать прав при первой же возможности и не наказывать? Это уже практически дело принципа.

— Я не буду в это влезать, — говорю резче, чем планировал, но терпение на исходе. — Ты знаешь мою позицию.

Но она словно не слышит. Или не хочет слышать. Говорит тихо, но с каким-то диким настойчивым упрямством, будто надеется, что я вдруг передумаю.

Честно, уже раздражает.

Я смотрю на неё и не понимаю: как человек, который в остальном так чутко чувствует меня, в этом вопросе словно бетонная стена?

Странно. Я ведь изначально хотел оградить её от этого дерьма. Всё равно она лезет, копается, переживает, как будто это её вина.

Иногда сдерживаюсь, чтобы не поругаться с ней. Ведь если убрать этот один пункт с её тупым упрямством, всё остальное с ней просто идеально.

Мне с ней легко. Не нужно притворяться, не нужно подбирать слова. Она смеётся над моими глупыми шутками, не дёргается, когда я замолкаю надолго, не лезет с расспросами, если видит — не время.

И главное — она искренняя. Я очень ценю это в людях.

За последние недели я много раз ловлю себя на мысли, что хочу стабильности. Чего-то… постоянного. То, о чём говорила она, и то, чего я избегаю.

Но есть два «но».

Первое — я так и не рассказал ей о своём прошлом. Не потому, что скрываю, а потому что… стыдно.

Второе — мы до сих пор никак не обозначили статус. Никаких «встречаемся», «пара», «серьёзные отношения». Просто… есть «мы» без объяснений, выяснений, чётких рамок и ограничений.

И этого пока нам обоим хватает.