Они вошли в лифт, и едва двери закрылись, он снова притянул ее к себе. Его руки обняли ее, прижимая так близко, что она чувствовала жар его тела, его учащенное дыхание, его возбуждение, которое он пытался сдерживать, но которое выдавали его глаза, его движения. Он целовал ее снова — в губы, в шею, в мочку уха, шепча ее имя, как заклинание. Альбина прижалась к нему, ее пальцы невольно сжали ткань его рубашки, и она поняла, что хочет этого — хочет его — больше, чем боится.

Лифт остановился, и Артур, не отпуская ее руки, повел ее к квартире. Дверь за ними закрылась, отрезая их от всего мира — от бала, от Ярослава, от чужих взглядов.

— Рыжик, мой рыжик, — шептал он, и его голос дрожал от едва сдерживаемой страсти. Он старался не торопиться, но его руки, его движения выдавали, как сильно он хотел ее. Тихо скрипнул замок ее платья, и ткань, с легким шорохом, соскользнула к ее ногам, оставив ее в одном белье. Альбина инстинктивно прикрылась руками, но Артур мягко, но настойчиво отвел их, его взгляд был полон восхищения.

— Аля… — выдохнул он, прижимаясь губами к ее шее. В следующее мгновение он легко подхватил ее на руки, словно она ничего не весила, и понес в спальню. Его дыхание было горячим, неровным, и она чувствовала, как он изо всех сил сдерживает себя, стараясь быть нежным.

В спальне он опустил ее на кровать, и его руки, теперь уже менее терпеливые, начали снимать рубашку, почти срывая пуговицы. Он освобождал себя и ее от остатков одежды, и каждый его жест был смесью нетерпения и осторожности. Его губы нашли ее грудь, затем скользнули ниже, к животу, оставляя за собой дорожку из поцелуев, от которых кожа Альбины покрывалась мурашками. Когда он опустился еще ниже, она вскрикнула — тихо, почти испуганно, — ее тело прогнулось навстречу новым, неведомым ощущениям.

Это было как прикосновение огня — острое, обжигающее, но желанное. Страх смешивался с восторгом, неуверенность — с доверием. Она боялась этой неизвестности, но в то же время принимала ее, позволяя себе раствориться в его руках.

— Не бойся… — его голос, низкий и успокаивающий, дрожал от сдерживаемой страсти, но в нем чувствовалась искренняя забота. — Не бойся, мой рыжик…

Но когда он усилил напор, Альбина не была готова. Острая, неожиданная боль пронзила ее, и она вскрикнула, инстинктивно пытаясь отстраниться. Ее тело напряглось, она дернулась, словно желая вырваться, но Артур, опьяненный страстью, не дал ей этого сделать. Его руки крепко сжали ее бедра, удерживая на месте с почти собственнической силой. Его движения, до того нежные, стали хищными, нетерпеливыми — он ждал этого слишком долго, и теперь его желание сметало все барьеры.

Альбина замерла, пытаясь справиться с собой. Она заставляла себя расслабиться, довериться ему, но боль была слишком яркой, слишком всепоглощающей. Она выгнулась дугой, ее пальцы вцепились в простыни, а в груди заклокотал протест, который она изо всех сил старалась подавить. Это не было похоже на то, о чем она мечтала, на ту близость, которую она представляла. Это было грубо, пугающе, и ее тело кричало, чтобы все прекратилось.

Артур, почувствовав ее реакцию, замер на мгновение. Его дыхание было тяжелым, прерывистым, но он, словно очнувшись, приник губами к ее шее, пытаясь успокоить, смягчить. Он возобновил движения, уже осторожнее, но боль не отступала, и Альбине было не до удовольствия. Она стиснула зубы, заставляя себя не вырываться, не отталкивать его. Она знала, что он не хотел ей зла, что его страсть была искренней, но это знание не могло заглушить дискомфорт, который она испытывала.

Из уголка ее глаза тихо выкатилась слеза, скользнув по виску и растворившись в волосах. Она не хотела, чтобы он это заметил, не хотела портить этот момент, который должен был быть их, особенным. Но внутри нее что-то надломилось — не от боли, а от осознания, что реальность оказалась совсем не такой, как она ожидала. Она лежала, стараясь дышать ровно, пока Артур, все еще поглощенный своей страстью, продолжал, не замечая ее слезы.

Когда все закончилось, он притянул ее к себе, обнимая крепко, но бережно, его дыхание постепенно выравнивалось.

— Аля… — прошептал он, зарываясь лицом в ее волосы. — Ты… ты невероятная.

Она не ответила, лишь прижалась к нему, пряча лицо на его груди. Ее тело все еще дрожало, но теперь уже не от боли, а от смеси эмоций, которые она не могла разобрать. Было ли это правильно? Было ли это то, чего она хотела?

И все же, несмотря на слезы и смятение, она не жалела. Не могла жалеть, чувствуя его тепло, его сердцебиение под своей щекой.

— Рыжик… — его пальцы запутались в ее растрепанных волосах, мягко перебирая пряди. — Знаю… больно. Первый раз всегда больно… не злись на меня…

— Я не злюсь, — прошептала Альбина, и ее голос был едва слышен. Она подняла на него заплаканное лицо, чувствуя, как щеки горят от стыда за свои слезы. — Совсем не злюсь. Я хотела этого, Артур… хотела не меньше тебя… — Она замялась, подбирая слова. — Прости меня, что я… такая…

Артур нахмурился, и в его глазах мелькнула тень вины. Он обнял ее еще крепче, так, что она едва могла пошевелиться, словно хотел защитить ее от всего мира — и от ее собственных сомнений.

— Ничего, малыш… — сказал он, и его голос, ровный и немного усталый, был полон уверенности. — У нас еще много времени… Ты научишься всему… Иди в душ, рыжик, я за тобой…