Шрифт:
ступай, поводырь, и веди в темноте!
...И тени, и тени, и тени, и те...
Рояль
(на концерте)
Рояль суров, академичен,
Надменен. Бедный дирижер
Почти бесплотен, анемичен
И безутешен. Разговор
Пустой. Ни вдохновенья,
Ни партитуры — жалкий строй.
И дирижер от огорченья
Прозрачной машет головой.
И как же быть? Ему подвластны
Нагие скрипки, царь-гобой.
А флейты юные — прекрасны,
Но недоволен он собой,
Поскольку вот — рояль не внемлет,
Стоит себе и тихо дремлет,
Презренья полон ко всему,
Что не относится к нему.
И дирижер грызет бумагу,
Втыкает в плотный воздух шпагу.
И возмущаются тотчас
Седой пузатый контрабас,
И знойная спираль валторны,
И удалые флигель-горны,
И арфы, будто динозавры,
И даже звонкие литавры.
Но что рояль? Что этот черный,
Огромный зверь, презренья полный
Он спит. Ему на все плевать.
Он, правда, просто хочет спать!
Воспоминание
Тянутся откосы,
и во всей красе
зреют абрикосы
в лесополосе,
дома стынет койка,
ходики без гирь,
у дороги стройка
и большой пустырь,
ходит сторож пьяный,
что-то говорит,
вечер несказанный,
и звезда горит.
* * *
Скопище черных «Волг»
топчется у крыльца,
кто-то, живущий в долг,
клянчит у мертвеца,
сыплет в глаза песок,
отодвигает стол,
после — протрет висок
и передернет ствол.
* * *
Спящие воины —
легкий улов,
сном успокоены
точки зрачков,
в жесткой деснице
не меч, а печать,
скоро деннице
над полем вставать.
* * *
...Бассейн заполнен скорбью и печалью.
Лишь плачущим в нем дышится легко.
Его борта обиты черной сталью.
И в нем кипит парное молоко.
И призраки плывут в том белом паре,
И сны — за ними, наперегонки.
Звучат вослед, в предутреннем угаре, —
Будильников свихнувшихся звонки...
* * *
...Нынешним летом, в той же квартире,
Кажется, в среду... Хватились его
дня через три или даже четыре,
через неделю, скорее всего,
долго искать не собирались,
сломанный ключ остался в замке,