Я не удивился.

Ещё в администрации навёл справки о Смольникове.

Оказалось, что он был очень своеобразным человеком.

Когда-то граф был приближён ко двору в столице, любил кутить, пировать, играть в карты.

Десять лет назад он внезапно исчез с «большой земли», уехал в колонии.

Никто не знал, почему.

Одни говорили, что Смольников потерял всё. Другие, что он бежал от чего-то.

Теперь граф вёл крайне затворнический образ жизни.

Обширные земли в центре колонии вместе с имением «Мшатка» были единственным, что у него осталось.

— Передайте графу, — я протянул конверт с фамильной печатью, который приготовил заранее, рассчитывая именно на такой вариант, — что барон Пестов предлагает не просто деньги, а выход из тупика, в котором его род находится уже десять лет.

Слуга медленно взял письмо, словно боялся, что оно обожжёт ему пальцы.

— Граф не любит гостей, — повторил он, но уже не так уверенно.

— Я не гость. Я — возможность.

За спиной слуги мелькнула тень — высокий мужчина в длинном сюртуке скрылся за портьерой.

Сам граф? Или ещё один слуга, следящий за разговором?

Без лишних слов я развернулся и ушёл, оставив послание в дрожащих руках старого лакея.

Было глупо напрямую писать о корабле.

Это могло повысить цену или дать графу дополнительные козыри.

Но в послании я намекнул на возможность выгодной сделки.

'Уважаемый Илья Артурович!

Позвольте выразить вам своё уважение и предложить взаимовыгодное сотрудничество.

Ваше имя и репутация рода хорошо известны в колониях. Я уверен, что наши интересы могут пересечься самым неожиданным и прибыльным образом.

У меня есть ресурсы и связи, которые помогут решить некоторые из ваших текущих проблем. В свою очередь, ваши активы и влияние открывают возможности, интересные для меня.

Прошу назначить время для личной встречи, на которой мы сможем обсудить детали.

Уверен, наш разговор будет плодотворным для обеих сторон.

С уважением,

барон Кирилл Павлович Пестов

p.s. Я готов приехать в любое удобное для вас время'.

Вернувшись домой, застал тот же переполох.

Все суетились, готовясь к дню рождения Таси, до которого оставалось всего несколько дней.

— Кирилл! — мама схватила меня за рукав почти на пороге. Глаза женщины горели, словно в руках она держала не просто платье, а сокровище. — Посмотри!

Мама развернула передо мной роскошное голубое платье, расшитое серебряными нитями.

Ткань переливалась в свете ламп, словно сотканная из самого неба.

— Красиво, — кивнул я, стараясь говорить спокойно.

— Красиво?! — мама фыркнула, прижимая ткань к себе. — Это шедевр! Знаешь, откуда он?

Я молча поднял бровь.

Снова игра в загадки. Снова «угадай-ка» вместо прямого ответа.

— Из парижского ателье! — выпалила она, как будто это всё объясняло. — И как, по-твоему, оно здесь оказалось?

Я пожал плечами.

Мне было понятнее строительство железной дороги, чем женская логика.

— По твоей протекции, конечно, — женщина улыбнулась и обняла меня. — Спасибо, сынок. Теперь на дне рождения Таси я буду блистать.

Неловкая пауза.

Митя. Только он мог провернуть такое.

Мои размышления прервала Тася, которая влетела в комнату, словно ураган.

— Как тебе это удалось? Ты договорился насчёт оркестра?! — она буквально сунула мне в руки письмо с гербовой печатью.

Я пробежал глазами по строчкам:

«По высочайшему распоряжению Его Императорского Высочества… Столичная филармония прерывает гастроли в Перми и Екатеринбурге, чтобы почтить своим присутствием бал в честь дня рождения Таисии Павловны Пестовой…»

— Столичная филармония?! — прочёл я вслух, чувствуя, как холодеют мои пальцы.

— Они специально прервали гастроли ради меня! — Тася подпрыгнула от восторга, как будто музыка уже звучала в её голове.

Глаза сестры сияли так, что казалось, могут осветить весь дом.