Сергей поблагодарил девушку.

Внутри усиливалось тревожное предчувствие.

Лиза не стала бы уезжать без причины. И уж точно не исчезла бы, не дождавшись его.

Качалов направился к дому Кировых.

Надежду он застал в саду, сидящей на скамье под старым дубом. Её тёмные волосы были растрёпаны, а в карих глазах читались обида и разочарование. Она даже не повернулась, когда подошёл одногруппник.

— Надя, — начал Сергей, стараясь говорить мягко. — Мне нужно узнать о Лизе. Где она?

Девушка резко подняла голову:

— А где твой дружок Кирилл?

— Мы с ним расстались вчера, возможно, он на своём производстве.

— Все только и думают о нём! Почему он отказался от помощи моего отца? Почему не стал офицером? Почему выбрал свой путь? — голос Нади задрожал, и в нём звучала горечь.

Она не хотела этого показывать, но в вопросах слышалась боль. Не просто женская обида, а потеря чего-то важного для себя.

Сергей вздохнул.

Видимо, Кирилл успел оставить после себя не просто след, а целую бурю эмоций.

— Надя, это важно. Лиза пропала.

Девушка замолчала, затем неохотно пробормотала:

— Она уехала в своё имение. Получила срочное сообщение от отца.

— Куда именно?

— Под Псков. Но я больше ничего не знаю.

Сергей поблагодарил её и ушёл, чувствуя, как гнев и беспомощность борются внутри.

Почему ты не написала мне, Лиза?

Почему не предупредила?

Он отправился на телеграф и написал короткое сообщение: «Лиза, я жив. Всё хорошо. Жду тебя в этом учебном году. Вернись скорее. Сергей».

Отправляя депешу, он мысленно добавил: «Ты должна понять: я не шлялся не пойми где. Просто так сложились обстоятельства».

Елизавета Минская

Карета остановилась у парадного входа родового имения Минских. Это был высокий каменный особняк с башенками и резными статуями на фасаде, спрятанный среди густых хвойных насаждений.

Лиза вышла, поправляя дорожное платье. Вместо привычной улыбки слуг её встретили холодные взгляды. Кто-то опустил глаза, кто-то просто стоял как истукан, будто не осмеливаясь заговорить.

На крыльце, скрестив руки, ждал отец — Андрей Макарович Минский. Его тёмные глаза сверлили дочь, словно обвиняя ещё до первого слова.

— Наконец-то явилась, — произнёс он без приветствия.

Лиза нахмурилась:

— Отец, что случилось? Ты вызвал меня так срочно… Почему?

Он лишь коротко кивнул:

— Входи.

Без лишних слов мужчина развернулся и прошёл в кабинет, не дожидаясь дочь. Лиза последовала за ним, ощущая, как сердце сжалось, ожидая чего-то плохого.

Кабинет пах старым деревом, кожей и дорогим табаком. Массивный стол из чёрного дуба, портреты предков на стенах, золочёная чернильница и тусклый свет, пробивающийся сквозь узкие окна.

Андрей Макарович сел за стол, откинулся в кресле и бросил на дочь тяжёлый взгляд.

— Зачем ты занимаешься фехтованием? — голос был тихим, но каждое слово резало как лезвие. — Это не женское дело.

— Я люблю это. И я хороша в этом, — ответила Лиза, стараясь сохранять спокойствие.

— Хороша? — мужчина резко ударил ладонью по столу. — Ты позоришь наш род! А уроки у этого… Качалова! Ты думала, я не узнаю?

Лиза вспыхнула:

— Сергей благородный человек!

— Благородный? — отец горько рассмеялся. — Ты даже не знаешь, с кем связалась. Его зовут не Сергей Качалов.

Она замерла. Елизавета играла удивление, она не ожидала, что отец в курсе:

— Что?

— Его настоящее имя Всеволод Пожарский.

Тишина повисла между ними, будто бы отец только что объявил приговор.

— Это… ложь, — прошептала Лиза, пытаясь найти в себе силы не дать голосу дрогнуть.

— Разорившийся род. Изгой. Его семья втянула в долги пол-Ярцево. И ты хочешь связать свою судьбу с ним? — Минский встал и медленно подошёл к окну. — Ты взяла клинок из нашей сокровищницы. Ты тренировалась с ним. Ты…

Мужчина обернулся, и в его глазах вспыхнула ярость:

— Ты позволила ему обесчестить себя.

Лиза побледнела:

— Отец!

— Молчи! — он ударил кулаком по подоконнику. — Ты больше не вернёшься в колонию. Твой брак уже решён.

— Нет! — выкрикнула девушка, делая шаг назад.

В этот момент дверь кабинета распахнулась. Вошла мать — Анна Викторовна. Её лицо было холодным как лёд, движения — размеренными, почти театральными.

— Елизавета, успокойся. Всё уже улажено.