Шрифт:
Решительный переворот в историографии гуситского движения произошёл в период насаждения коммунизма после Второй мировой войны. Официальный марксизм той эпохи, естественно, требовал смотреть на гуситский радикализм как на прародителя коммунизма — претензия сомнительная, но, тем не менее, открывшая дорогу исследованию социальной истории движения. Это, в свою очередь, заставило обратить внимание на его милленаризм и вообще на его связи со средневековой ересью, интегрируя тем самым национальную историю Чехии в общеевропейскую историю. Новая точка зрения нашла путь к англоязычному читателю в труде Франтишека Бартоша [46] . Однако самым известным поборником убеждения, что гуситское движение нужно считать раннеевропейской революцией, является уже упоминавшийся в примечании 1 Франтишек Шмагел. Его работы, к счастью, доступны на нескольких языках [47] .
46
BartoS F. The Hussite Revolution, 1424–1437. Boulder, Colo.: East European Monograph, 1986.
47
В дополнение к краткой французской версии, приведённой в примеч. 1, см.: Smahel F. Diehussitische Revolution. 3 Bde. Hannover: Hahnsche, 2002. См. также на англ. яз. главу, принадлежащую этому автору, в сб.: Bohemia in History / ed. M. Teich. Cambridge: Cambridge University Press, 1998.
Впрочем, в начале второго послевоенного десятилетия гуситским движением стали заниматься не только чехи. В 1967 г. Говард Камински добавил к более ранней англоязычной публикации [48] крупное исследование «История гуситской революции» [49] , где подробно проанализировал хилиастическую фазу гуситского движения и её кульминацию в деятельности таборитов периода 1415–1424 гг. Десятилетие спустя Джон Классен включил в эту картину чешское дворянство, способствуя дальнейшей интеграции гусизма в общую историю Европы [50] . Наконец, на исходе века вдохновенную оду гуситам пропел Томас Фадж в книге «Великолепная дорога: первая реформация в гуситской Богемии» [51] . Разумеется, сегодня Чешская Республика входит в состав Европейского Союза.
48
Heymann F. John 2iika and the Hussite Revolution. Princeton: Princeton University Press, 1955; The Cambridge Medieval History. Vol. 8: The Close of the Middle Ages. Cambridge: Cambridge University Press, 1959. Chap. 2, 3 (K. Krofta).
49
Kaminsky H. A History of the Hussite Revolution. Berkeley: University of California Press, 1967.
50
Klassen J. The Nobility and the Making of the Hussite Revolution. Boulder, Colo.: East European Quarterly, 1978.
51
Fudge T. The Magnificent Ride: The First Reformation in Hussite Bohemia. Brookfield, Vt.: Ashgate, 1998.
Здесь мы смотрим на гуситское движение с точки зрения его европейского и революционного характера. Собственно, в данной главе утверждается, что в этом движении в первый раз был разыгран базовый сценарий всех европейских революций до 1789 г. Следует напомнить, что ранее о нём речь не шла, поскольку объяснительные «модели», взятые из воздуха в самом начале исследования, выглядят искусственно; их можно выводить только при объяснении конкретных случаев. Теперь же, когда перед нами стоит задача характеристики восстания гуситов, настало время изложить наше представление о базовой модели революционного действия. Настоящая глава отдельно даёт предварительное описание схемы европейских революций; в последующих главах оно будет сравниваться с более поздними случаями с целью выявления их сходных черт и специфических особенностей. Так постепенно возникнет вторая часть нашей модели европейских революций, а именно — общая формула их эскалации, по мере того как каждый последующий переворот учитывает уроки предыдущих, опирается на них или отвергает их.
Мы начнём с простого рассказа об истории гуситов — классического подхода, избранного по двум причинам. Во-первых, кризис XIV в. в «далёкой, мало нам известной стране» (как выразился британский премьер-министр в 1938 г.), несомненно, знаком читателю меньше, чем события, рассматриваемые далее. Во-вторых, что более важно, для современников история разворачивается постепенно, шаг за шагом. И если мы при взгляде на неё по возможности постараемся не забегать вперёд, это поможет нам понять, каким образом Европа впервые неожиданно приблизилась к революции.
В целом этот революционный опыт занял двадцать четыре года, с момента отлучения Яна Гуса от церкви в 1412 г. до разгрома гуситских радикалов — таборитов — в 1436 г. Но критический период в развитии движения, когда оно превратилось в откровенно революционное, пришёлся на 1419–1420 гг. и длился примерно 15 месяцев, от первой пражской «дефенестрации» до освобождения города таборитами Яна Жижки. После данного события, пока Жижка не умер в 1424 г., движение захватило всю Богемию, радикализировало её политические и церковные структуры. Таким образом, активная революционная фаза продолжалась 6 лет, с 1419 по 1424 г. — примерно столько же, сколько самая жаркая пора Французской революции, и ненамного меньше девяти лет активной пуританской революции. Затем последовали двенадцать лет воинственного и в основном военного правления, пока в 1436 г. запоздалый «термидор» не сверг радикалов, — период, который больше напоминает диктатуру Кромвеля, нежели нестабильные Директорию и Консульство во Франции.
Короче говоря, сценарий гуситской протореволюции, хоть и не идеально соответствует более поздним случаям, всё же достаточно к ним близок, чтобы здесь начала прослеживаться определённая модель. Поэтому ниже, там, где это уместно, будет проводиться сравнение с хорошо известными эпизодами последующих революций, чтобы очертить общие контуры европейской революции. Как только в конце главы эти контуры будут намечены, можно будет позволить себе заняться более точным моделированием.
В период позднего Средневековья Богемия была самым передовым регионом «второй» Европы, описанной в предыдущей главе, или, иначе выражаясь, авангардом отсталой пограничной зоны «христианского мира». Как мы видели, она присоединилась к Европе лишь во время второй волны обращения язычников, в «группе 1000 г.» — вместе с Венгрией, Польшей и Скандинавией. После того как франки при Каролингах обратили в христианство остальные германские племена, в значительной мере путём завоевания, Германия продолжила такой же военный нажим на славян и скандинавов. Местные князья, стремясь защитить свои земли от завоевания и колонизации немцами, заблаговременно принимали христианство и добивались королевского титула, который предпочитали получать из рук папы, а не императора. Так в 973 г. Прага, находившаяся до тех пор в юрисдикции епископа Регенсбургского, превратилась в самостоятельное епископство, хотя и зависимое от Майнцского архиепископства, а князь из династии Пршемыслидов в 1158 г. обрёл титул короля под сюзеренитетом империи.
Связь с империей в итоге привела к недолгому «золотому веку» Богемии в середине XIV в. Уже к XIII в. внутренняя колонизация и трёхпольная система земледелия приблизили богемскую деревню к западному уровню развития. Среди знати утвердились феодальные отношения западного типа; стали появляться города торговцев и ремесленников с коммунальной организацией. Всем этим процессам способствовала иммиграция из более развитых германских земель — по такому же образцу происходила вестернизация путём колонизации в Польше и Венгрии.