Затребованная мебель появилась уже через минуту, два стула тёзка по указанию Эммы поставил по обеим сторонам от кровати, доктор Гольц сообразил, что третий предназначен ему и поставил его у изголовья больного. Мы уселись, Эмма взяла Воронкова за правую руку, тёзка за левую…

Ох, ты ж, ни фига себе! Вслух, конечно, хотелось высказаться уже совсем непечатно, но присутствие доктора Гольца заставило удержаться. При одной Эмме я б уж точно выразился, благо, она успела привыкнуть к хлёстким словечкам, что позволял себе я, а по моему примеру и тёзка, в наших постельных упражнениях. Чего я так впечатлился? А впечатлишься тут, когда тёзкины способности ни с того, ни с сего открылись с новой для меня стороны! С какой именно стороны? Ох, да тут сразу и не поймёшь…

В общем, тёзка сейчас видел, и не глазами, не только поражённое правое лёгкое Воронкова, но и состояние Эммы — женщина была спокойна и сосредоточена, и всё же где-то на заднем плане в ней читались и какая-то озабоченность, и предвкушение, скажем так, более тесного общения с учеником и любовником, и что-то ещё, чего тёзка не разобрал. Тут же Эмму накрыла волна удивления, и тёзка, переглянувшись со своей женщиной, прочитал в её глазах, что и она его тоже видит внутренним зрением. Как говорила одна не по годам сообразительная девочка: «Всё чудесатее и чудесатее»…

Чудесатость, однако, тут же и усугубилась — каким-то непонятным образом тёзка понял, что Эмма настойчиво требует от него сосредоточиться на пациенте. Что ж, она безусловно права, а как именно сумела довести свою мысль до тёзки, разбираться будем потом.

Но вообще, это было что-то! Тёзка видел и состояние Воронкова, и одновременную работу Эммы, и то, как под нашим с ней двойным воздействием заживает рана, пусть и происходило заживление не сказать, чтобы так уж быстро.

— Немедленно прекратите! — вскочил со стула доктор Гольц. — Вы что не видите, что больному хуже?!

Чёрт, вот же некстати… Тёзка изо всех сил постарался послать Эмме сигнал взять Воронкова на себя и почти сразу ощутил понимание и согласие женщины.

— Не мешайте! — тёзка добавил к резкому окрику движение рукой, будто хотел телепортировать доктора подальше отсюда. Доктор, однако, никуда не телепортировался, зато как-то сразу осёкся и бессильно опустился на стул.

— Филипп Андреевич, посмотрите на пациента, — дворянин Елисеев несколько успокоился. — Это разве похоже на ухудшение?

И правда, Воронков дышал пусть и тихо и неглубоко, но уже вполне ровно. Лицо его оставалось по-прежнему бледным, но синюшность на губах пропала, он даже уснул. Видимо, потому доктору и показалось, что пациенту стало хуже — когда мы начинали, Воронков был в сознании.

— Кхм, прошу прощения, Виктор Михайлович, — доктор Гольц сумел-таки признать свою неправоту. Вот и хорошо, нам предстоит иметь с ним дело ещё не раз, так что ссориться смысла нет.

Но вообще обалдеть как интересно получается… Отпустив руку Воронкова, тёзка сейчас и Эмму не чувствовал. То есть Дмитрий Антонович, получается, играл роль проводника. Занятно… Да и с Гольцем что-то непонятное вышло, точнее, с тем, как утихомирил его дворянин Елисеев. Ладно, разберёмся попозже.

— Думаю, Виктор Михайлович, торопиться нам не следует, — на людях тёзка с Эммой общались исключительно по имени-отчеству, и сейчас женщина тоже держалась в рамках приличий. — Ускоренное заживление раны стало бы сейчас избыточной нагрузкой на ослабленный организм. С вашего позволения, Филипп Андреевич, — это она уже доктору Гольцу, — мы посетим пациента послезавтра.

— Да-да, Эмма Витольдовна, непременно, — с лёгкой растерянностью отозвался доктор.

Спасибо начальственной милости, явленной Карлом Фёдоровичем, у тёзки оставался некоторый запас времени, каковое он решил провести с пользой — в комнате отдыха Эммы, тем более, что с её стороны никаких возражений против такого продолжения не возникло. В машине договорились с тёзкой, что он пока отдаст тело мне, потому что немного устал, занимаясь Воронковым, и хочет отдохнуть хотя бы душой и разумом. Ясное дело, я был более чем не против…

— Виктор, — Эмма отдышалась после наших безумств, — это что сегодня с тобой случилось?

Ого, прям как серьёзно, Виктором назвала… Первый раз за всё то время, что мы с ней роман крутим.

— Да я сам, честно говоря, не очень понимаю, — тёзка всё ещё отдыхал, так что пришлось отдуваться мне. — А у тебя такого раньше не было? Чтобы через пациента чувствовать напарника?

— Да мне оно и ни к чему, — Эмма смешно поморщилась, — я и так всегда чувствовала и пациента, и ученика. Но чтобы так ещё и говорить… Или не говорить? В общем, чтобы ещё и мыслями обмениваться, такое первый раз. Но я на самом деле не об этом.

Я насторожился. О чём тогда, если не об этом?

— Что у тебя с этим доктором произошло? — ах, вот что её интересует… — Я же чуть ли не глазами видела, как ты ему мысленно приказал! Раньше у тебя было такое?

— Не было, — ответил я. — Кривулин говорил, что можно научить меня технике ускоренного внушения, но до этого так пока и не дошло.

— Не говори Сергею Юрьевичу, что уже можешь так, — тихонько прошептала она мне на ушко. — Будет учить, учись, но ни в коем случае не показывай, что уже умеешь.