— Когда я могу рассчитывать на возвращение Дмитрия Антоновича? — спросил Денневитц, едва ответив на тёзкино приветствие.

— Послезавтра мы с Эммой Витольдовной проведём последний сеанс исцеления, — доложил дворянин Елисеев. — Далее всё будет зависеть от того, как скоро в госпитале проведут окончательное обследование и оформят необходимые бумаги.

— То есть ещё день-два после вас, — поморщился надворный советник, — а всего два-три дня… Ладно, подожду, мне Дмитрий Антонович здоровым и полным сил нужен.

Так, похоже, что-то назревает… И не по части подчистки последствий заговора с мятежом, раз Карлу Фёдоровичу так необходим человек с опытом уголовного сыска.

— Я вчера не только у генерала Гартенцверга побывал, — Денневитц принялся вводить подчинённого в курс дела, — но и у нашего генерала тоже.

«Нашим генералом» Карл Фёдорович мог назвать только дворцового коменданта генерал-майора Дашевича, которому и подчинялась дворцовая полиция. Мы с тёзкой пока что знали его превосходительство только с хорошей стороны, но я-то понимал, что начальственное вмешательство в любое дело — это почти всегда источник проблем.

— Сегодня, — Денневитц недовольно скривился, — я опять имел удовольствие беседовать сразу с несколькими генералами… армейскими, — надворный советник замолчал, давая подчинённому возможность проникнуться всей серьёзностью положения. — И потому, Виктор Михайлович, так…

Ну да, скорее всего, я не ошибся, и сейчас Карл Фёдорович начнёт вываливать те самые проблемы на тёзку.

— И потому так, — продолжил Денневитц. — Генералом Гартенцвергом по делу о том убийстве заниматься будут военные. Как я понимаю, большого желания снова вытаскивать ту историю на свет Божий у них нет, но и деваться им теперь в свете вновь открывшихся обстоятельств некуда. В тот раз прекращение дела, если закрыть глаза на то, как выглядела вся та история, можно было посчитать и оправданным — именно полковник Гартенцверг принёс армии успех во втором Корейском походе, благодаря чему в Корее удержалось у власти дружественное России правительство. Гартенцверга и в генералы произвели за тот поход, и в академию направили преподавать тактику рейдовых действий. В общем, пусть у военных болит голова, что и как теперь с этим героем делать, для нас же тут важно другое.

Ага, а вот сейчас надо слушать с особым вниманием, к чему мы с тёзкой и приготовились приступить.

— У нас, Виктор Михайлович, будет на беседу с его превосходительством один день, — вздохнул Денневитц. — Завтра. И разговор пройдёт без записи, так договорился наш генерал с военными. Впрочем, Пётр Николаевич, — даже тёзка не сразу сообразил, что Денневитц говорил о дворцовом коменданте Дашевиче, — заверил меня в том, что запись, сделанная после, будет использована в дальнейшей работе по делу. Вы мне нужны, потому что я должен быть уверенным в искренности слов генерала Гартенцверга. Впрочем, для вас беседа тоже представит интерес, это я вам обещаю, — тут Карл Фёдорович как-то двусмысленно усмехнулся. — Идите, Виктор Михайлович, отдохните и выспитесь, завтра день будет непростым.

Что ж, если Денневитц поставил себе задачу заинтриговать тёзку по самое, что называется, некуда, у него это получилось. Если и не ставил — получилось всё равно. Что за предположения приходили на ум нам с дворянином Елисеевым, даже говорить не буду, потому что почти все они оказались, как выяснилось на следующий день, весьма далеки от реальности.

Первое впечатление, что произвёл на нас с тёзкой его превосходительство генерал-майор Николай Львович Гартенцверг, было вполне благоприятным — этакий образец героического офицера, самую малость не дотягивающий до плаката. Высокий, худощавый, со слегка вытянутым лицом, украшенным роскошными усищами, генерал Гартенцверг смотрел на мир не сильно добрыми серыми глазами, будто прикидывая, где именно будет сподручнее прорваться, а лучше просочиться в тыл противника. Ну и награды, как без них-то — всё тот же анненский темляк на кортике, на груди ордена Святого Георгия четвёртой степени, Святого Владимира четвёртой степени с мечами, Святой Анны третьей степени и Святого Иоанна Иерусалимского третьей степени, на шее орден всё того же Святого Иоанна Иерусалимского, но уже второй степени. Про последний мне подсказал тёзка, я о таком и не слышал. [1] Ниже орденов на груди имелся ещё какой-то знак в виде креста в венке, который не опознал и дворянин Елисеев, посчитавший это не наградой, а полковым знаком, лично ему не известным.

— Прошу вас, ваше превосходительство, повторите, что вы позавчера сообщили мне, — начал Денневитц после представления генералу тёзки. Гартенцверг начал, и уже через минуту мы с тёзкой поняли, что именно имел в виду Карл Фёдорович, обещая дворянину Елисееву, что ему тоже будет интересно…

Со слов генерала, картина получалась следующая. По рекомендации некоего офицера, ранее служившего под началом Гартенцверга, к генералу обратился господин из штатских, назвавшийся Василием Христофоровичем Яковлевым. Разумеется, услышав эту фамилию, мы с тёзкой навострили уши и далее слушали со всем возможным вниманием.

— Неприятный тип, скажу я вам, надворный советник, — охарактеризовал его генерал. — Если бы не рекомендация, я бы его выпроводил и слушать не стал.

Однако же выслушал, видимо, на хорошем счету был у Гартенцверга тот офицер. Выслушал — и задумался. То, что Яковлев знал об истории с подпоручиком Лиходейцевым, само по себе генерала не испугало — история в своё время была на слуху, а что слух дошёл и до Москвы, так в двадцатом же веке живём, что известия, что их разносчики перемещаются легко и свободно. А вот то, что Яковлев уверенно говорил о том, каким именно образом история может выплыть на поверхность и вызвать нежелательные для генерала последствия, преподавателя Павловской военной академии хоть и тоже не напугало, но уже несколько иначе. Одно дело просто не бояться, потому что был приказ о прекращении дознания за невозможностью установить виновного, и совсем другое — не бояться опасности, а продумать, как её избежать. Долго его превосходительству думать не пришлось, тот же Яковлев и предложил действенный способ ликвидации самого источника той опасности.

Именно Яковлев рассказал генералу и о собирателе компромата Бакванском, и о том, где Бакванский живёт и держит своё собрание, и о закладке горючих веществ в библиотеке. Именно Яковлев обещал найти исполнителей, которые при своевременной оплате в заранее оговорённом размере лишних вопросов задавать не станут. Взамен он ничего не просил, и это естественным образом генерала насторожило, тем более, Василий Христофорович старательно уклонялся от попыток Гартенцверга дознаться, в чём тут выгода для него самого. В конце концов Яковлев нехотя признался, что и на него у Бакванского есть сведения, открытие которых было бы до крайности нежелательным, и если собрание этих сведений вдруг сгорит, то и ему жить станет намного легче. Генерал, конечно же, поинтересовался, почему же в таком случае Василий Христофорович обратился к нему, а не к тем исполнителям, коих он генералу сватает. Тут господин Яковлев пожаловался, что он, делец-одиночка, для таких людей добыча, а не партнёр, что они его либо прямо ограбят, либо деньги возьмут, а работу не сделают. Зато, уверял он, в Одессе последний уличный воришка знает, что с военными надо или делать дела по-честному, или не делать вообще. Кстати, большую часть расходов на наём исполнителей Яковлев готов был принять на себя.