Согласился генерал Гартенцверг не сразу. Только-только был подавлен мятеж, жандармы активно шерстили военных на предмет причастности к заговору, и высовываться было бы глупо и неуместно. Но время шло, прошёл процесс над мятежниками и заговорщиками, всё как-то улеглось, и когда Василий Христофорович, тоже на время оставивший генерала в покое, напомнил о своём предложении, его превосходительство решился. Устроив отпуск своему доверенному лицу, штабс-капитану Тригорскому, Гартенцверг отправил его в Одессу, откуда тот вернулся уже вместе с будущими исполнителями плана. Яковлев не обманул и оплатил две трети расходов, но от личного участия в деле уклонился под предлогом того, что его полиция заподозрить как выгодоприобретателя от нападения на шантажиста может, а вот генерала уж точно нет.

Мы с тёзкой слушали рассказ генерала в четыре уха — два реальных и два виртуальных — и тёзка не нашёл в словах его превосходительства лжи или недоговорок, а я не обнаружил в них нестыковок и неувязок.

Переглянувшись с тёзкой и не получив от него сигнала о неискренности генерала, Денневитц принялся задавать ему вопросы, по большей части направленные на прояснение личности господина Яковлева, и тут нам с дворянином Елисеевым открылось много нового и интересного — господин Яковлев в описании Бакванского и господин Яковлев, как описывал его генерал Гартенцверг, по всей вероятности, представляли собой два лица одного и того же персонажа, вот только лица эти имели между собой не только явное сходство, но и бросающиеся в глаза отличия.

Яковлев Бакванского одевался вычурно и броско — одежда Яковлева генерала Гартенцверга являла собой безупречный вкус.

Яковлев Бакванского держался с напускной важностью — Яковлев генерала Гартенцверга проявлял к его превосходительству должное почтение без малейшего намёка на подобострастие, признавая превосходство собеседника исключительно по заслугам, а не по положению, то есть показывал в поведении должное воспитание и хорошие манеры.

Но в обеих своих ипостасях говорил господин Яковлев как-то слишком уж правильно, его язык что Бакванский, что генерал Гартенцверг воспринимали чрезмерно рафинированным и книжным.

А вот с описанием внешности таинственного господина генерал преуспел куда больше, нежели отставной чиновник — потому, видимо, что не отвлекался на разглядывание крикливо-безвкусного одеяния. По словам его превосходительства, было Яковлеву лет тридцать пять или сорок, лицо он имел круглое с узким подбородком и высоким лбом с изрядной залысиной, нос с лёгкой горбинкой, глаза карие, волосы тёмные, усы и бороду брил, носил очки с круглыми стёклами в серебряной оправе. Бакванский цвет глаз своего покупателя не помнил, узкого подбородка тоже, зато с уверенностью утверждал, что очков тот не носил.

Хуже получилось с уточнением деталей появления Яковлева у генерала. Не хотел его превосходительство называть имя офицера, по рекомендации которого Яковлев к нему явился, вот никак не хотел.

— Прошу меня понять, надворный советник, — вещал генерал, — я и так уже создал неприятности штабс-капитану Тригорскому, втянув его в это дело. Прошу, кстати, отметить, что действовал штабс-капитан исключительно по моему приказу, и ответственность за его действия я принимаю на себя. Если потребуется, я готов приказать штабс-капитану отвечать на все ваши вопросы. Но отягощать жизнь ещё одного офицера у меня желания нет, тем более, я совершенно точно знаю, что своей рекомендацией он никаких личных целей не преследовал.

Откладывать исполнение генералом своего обещания Денневитц не стал и немедленно распорядился привести Тригорского. Получив генеральский приказ, тот ответил: «Слушаюсь, ваше превосходительство!» и вытянулся в струнку. Честь отдавать не стал, потому как был в штатском и без головного убора.

— Прошу понять и меня, ваше превосходительство, — продолжил Карл Фёдорович, когда Тригорского увели, — но этот господин Яковлев фигурирует у нас уже в третьем деле как устроитель и организатор тяжких преступлений, это я уже не говорю о его более чем возможном, хотя пока и не установленном пока доподлинно, участии в вербовке участников мятежа. Чем позже мы его поймаем, тем больше преступлений он успеет устроить. Офицера вашего мы так или иначе всё равно разыщем, но лучше бы вам его назвать. Вы же сами говорите, что офицер выгоды от сведения Яковлева с вами не искал, я же со своей стороны обещаю вам, что разбирательство будет тщательным и беспристрастным. Нам, если уж начистоту, не сам тот офицер нужен, а именно Яковлев.

Думал генерал долго, но всё же решился.

— Отставной капитан Фисенко, Владимир Сергеевич, — произнёс наконец генерал. — Служил в том же Пятнадцатом Сибирском стрелковом полку, отставлен по увечью. Проживает в Москве, — генерал назвал адрес.

— Благодарю, ваше превосходительство, — с облегчением ответил Денневитц.

…Проводив дорого гостя, Карл Фёдорович отдал приказ о препровождении к нему отставного капитана Фисенко завтра же к послеобеденному времени, после чего усадил тёзку записывать по памяти рассказ генерала и его ответы на вопросы, сам сел делать то же самое. Закончив, Денневитц сверил свои и тёзкины записи, приказав внетабельному канцеляристу Елисееву свести их в единое целое.

— Что же, Виктор Михайлович, по-вашему выходит, генерал говорил только правду? — поинтересовался надворный советник больше для порядка, поскольку в ходе беседы тёзка никаких сигналов о неискренности генерала не подавал.

— Так точно, Карл Фёдорович, — так же для порядка ответил тёзка.

— Это, конечно, хорошо, — задумчиво оценил Денневитц поведение его превосходительства. — Точнее, было бы хорошо, если бы я понимал причины подобной откровенности. Что ж, со временем, конечно, и они прояснятся, в этом я уверен… И давайте, Виктор Михайлович, постарайтесь завтра с Эммой Витольдовной. Мне очень, очень и очень нужен Дмитрий Антонович!